Внезапно Кейт почувствовала, что больше не может выдерживать напряжения.
– Я могу с вами поехать, – сказала она Шарон, – до того времени как отец выйдет из тюрьмы.
– Нет, – покачала головой Маргарет Сеймор. – Тут не может быть половинчатости, Кейт. Если ты едешь, ты едешь навсегда. Уехать оттуда ты не сможешь.
Шарон взяла дочь за руку и слегка улыбнулась:
– Живи своей жизнью, Кейт. Я хочу этого для тебя. Пожалуйста…
Кейт нерешительно кивнула. Затем она почувствовала, что теряет контроль над собой. Вся ее выдержка пошла насмарку.
Агенты провели их к незаметно подъехавшей машине министерства юстиции. Чемоданы уже успели погрузить. Они сели в машину. Кейт подбежала и прижала ладони к мокрому стеклу.
– Я вас всех люблю…
– Я тоже тебя люблю, – прочитала она по губам матери, которая прижала ладонь к стеклу с другой стороны.
Машина двинулась с места. Кейт смотрела на нее в оцепенении. Она больше не сдерживала слезы. Они текли ручьем. От нее потребовались все ее силы, чтобы не догнать машину, не рвануть дверцу и не вскочить в салон. Она не могла отделаться от мысли, что, возможно, видит их всех в последний раз.
– Мы скоро увидимся! – крикнула она вслед машине.
Все обернулись и махали руками. В конце дорожки машина остановилась. Затем она повернула к столбам у ворот, мелькнули задние подфарники, и машина исчезла.
Кейт все стояла под дождем, подняв руку.
Оба агента забрались на переднее сиденье джипа. Загудел мотор. Кейт могла смутно различить лицо отца через выкрашенное серой краской стекло. Внезапно ее охватила дикая паника.
Джип начал двигаться.
Кейт сделала несколько шагов к нему.
– Папа!
Сердце готово было выскочить из груди. Она не могла допустить, чтобы он вот так уехал. Она хотела, чтобы он знал. Ему нужно знать. Она действительно его любит. Она побежала за джипом.
– Папа, остановитесь, пожалуйста…
Джип замер в конце дорожки. Кейт сделала еще несколько шагов. Боковое стекло медленно опустилось.
Она увидела его лицо. Они посмотрели друг на друга. Дождь усилился. Он подмигнул. В его лице была печаль, безмолвная покорность судьбе. Она почувствовала, что должна что-то сказать.
Но тут машина снова поехала.
Кейт сделала единственную вещь, которую она могла придумать, когда стекло начало медленно подниматься. Единственное, что, она была уверена, он поймет.
Она помахала ему на прощание одним пальцем.
Глава восемнадцатая
Грег остановил машину около каменных столбов на Бич-Шор-роуд. Машина министерства юстиции без всяких опознавательных знаков загораживала проезд. Прошло уже три дня с той поры, как семью Кейт забрали под опеку.
Из машины вышел молодой агент, проверил удостоверения личности Грега и Кейт и внимательно посмотрел на девушку. Затем дружелюбно кивнул и махнул рукой, разрешая проехать.
Кейт смотрела на тихий закрытый дом.
– Как все же странно, Грег, – заметила она. – Ведь это мой дом.
– Я знаю, – кивнул Грег и сжал ее руку.
Кейт понятия не имела, где находится вся семья. Маргарет Сеймор только сказала, что они в безопасности и все время о ней думают.
Гараж на пять машин был теперь пуст. «Ферарри» ее отца уже конфисковали. Равно как и картину Шагала, рисунки Дали и содержимое винного погреба. Так ей сказали. «Рэнджровер» ее матери стоял за домом. Это машину вскоре должны были отправить к ним.
Вот и все, что осталось.
На двери висело объявление, сообщавшее, что дом конфискован. Кейт никогда раньше не испытывала такого тоскливого чувства, как на этот раз, когда входила в дверь и в вестибюль высотой в два этажа.
Их вещи были уложены в коробки и оставлены в холле.
Вещи были здесь, но самой семьи не было.
Кейт вспомнила, как выглядел дом, когда они только-только переехали.
– Такой большой, – ахнула мать.
– Мы его заполним, – ответил ей отец с улыбкой.
Джастин обнаружил комнату на третьем этаже и заявил, что поселится там. Они прошли через дом, вышли на крыльцо и уставились на воду.
– Совсем как замок, папа, – изумленно сказала Эмили. – Это правда наш дом?
Теперь в доме царила тоскливая пустота. Как будто все умерли.
– Ты как? – спросил Грег, снова сжимая ее руку.
– Да ничего, нормально, – соврала Кейт и отправилась на второй этаж, пока Грег осматривал все на первом. Она вспомнила звуки этого дома. Шаги по лестнице. Вопли Эмили по поводу ее волос. Отец, смотрящий новости в кабинете на большом экране. Запах материнских цветов.
Кейт заглянула в комнату Эмили. Фотографии все еще висели на стенах. Эмили с друзьями. Ее спортивная команда на играх юниоров. Они так спешно собирались. А эти фото были дороги Эмили.
Как вышло, что они здесь остались?
Кейт принялась снимать их одну за другой. Затем села на кровать и посмотрела на синий потолок в звездах.
Она вдруг поняла, что ей будет тяжело не видеть, как растет ее младшая сестра. Она не увидит ее отправляющейся на школьный выпускной бал. Не узнает, как она окончит школу. Не сможет следить за ее спортивными успехами, не узнает, станет ли она первой. У них даже фамилия будет другая.
По щекам Кейт катились злые слезы, причину которых она не могла объяснить. Грег поднялся по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.
– Эй, где ты? Ты только взгляни! – крикнул он.
Он вошел в комнату Эмили, держа в руках большие маски Билла Клинтона и Моники Левински, сохранившиеся после вечеринки на Хэллоуин, на которую ее родители ходили год назад. Он увидел лицо Кейт и остановился.
– Господи, Кейт! – Он сел рядом с ней на кровать и обнял ее.
– Не могу ничего поделать! – сказала она. – Меня просто разрывает от злости, мать твою. Он не имел права так с нами поступить. Он украл нашу семью, Грег.
– Я знаю… я знаю, – шептал он. – Наверное, это мы плохо придумали – приехать сюда. Хочешь уйти?
Она покачала головой:
– Мы уже здесь. Будь оно все проклято. Сделаем то, зачем приехали.
Она взяла фотографии Эмили и, прежде чем спуститься вниз, открыла дверь в спальню родителей. Там стояла куча коробок. Одежда, духи, картины. Все упаковано. Готово к перевозке.
Один ящик комода был приоткрыт. Кейт увидела, что внутри что-то есть. Кожаная папка со всякими старыми бумагами. Наверное, принадлежавшие отцу фотографии и документы. Ранние фотографии его и Шарон еще с тех времен, когда он учился в Нью-Йоркском университете, а она на первом курсе Корнеллского университета. Несколько гематологических сертификатов. Фотография его матери, Роуз. Письма… Как мог он их просто бросить?