– Я за тобой не слежу, и я – на работе!
– Тогда чего же ты хочешь?
– Что ты принесла домой?
– Я???
– Надеюсь, никакой живности?
– Мамуль, с тобой все хорошо? – Моя дочь с тревогой посмотрела на меня.
– Ты была в школе? – не сдавалась я.
– А где же еще? – пожала она плечами.
Теперь я была абсолютно уверена – случилось что-то плохое.
– Тося, – спокойно сказала я, – я чувствую, у тебя что-то не так, может, поговоришь со мной, вместо того чтобы страдать в одиночестве…
– Мама, я была в школе, и этого вполне достаточно, чтобы меня начало от этой жизни слегка воротить, школа не поддается реформированию, образование и медицина в нашей стране лежат в нокауте, растет количество преступлений и уменьшается их раскрываемость, поднялись цены на бензин, что скоро приведет к росту всех цен, права женщин – на уровне третьего мира, а мы рвемся в Европу, Саддам по-прежнему на свободе, крупнейшая мировая держава не в силах ни с чем справиться, курс доллара падает, а…
– А?.. – подхватила я.
– А Якуб встречается с Эвкой!!! Я ненавижу их!
– Тосенька! – У меня подкосились ноги. Дочери всегда повторяют ошибки матерей и получают сердечную травму или нечто в этом роде. Я должна немедленно ей что-нибудь сказать, потому что вид отчаявшейся Тоси действует на меня хуже, чем вид Златозубки Йоли в прошлом. – Тосенька, не переживай, хорошо, что это случилось сейчас, а не после вашей свадьбы…
– Ненавижу тебя! – завыла Тося и помчалась наверх. Я стояла возле лестницы и чувствовала себя, как… не скажу как. Не умею я разговаривать со своей дочерью, не умею утешить ее, ничего не могу сделать, чтобы ей стало легче. Ненавижу Якуба! А ведь он производил такое приятное впечатление: здравствуйте, пани Юдита, до свидания, пожалуйста, спасибо… Хорошо воспитанный молодой человек, и вот пожалуйста. Шила в мешке не утаишь! Пусть он только еще когда-нибудь мне попадется! О, я ему не завидую!
А потом произошло то, что должно было произойти именно сегодня, когда до отъезда Адама осталось всего три дня.
Если бы я вспомнила, как сама реагировала на подобные вещи, то не позволила бы Голубому пойти к Тосе. Но я словно забыла, как ходила по ночам курить на балкон, когда какой-то там Збышек или Стасик, да я уже и не помню, как его звали, начал встречаться с Элей или с кем-то еще, а я его больше жизни любила. К сожалению, память меня подвела, и, когда Адам, всунув голову в кухню, спросил, где его диски, которые он подготовил к поездке, я опрометчиво сказал, что их взяла Тося послушать.
А когда он пошел наверх к Тосе прояснить вопрос о пище духовной, я была занята внизу делами земными – готовила для Бориса клецки на вчерашнем курином бульоне, потому что собачий корм кончился, а в магазин мне ехать не хотелось. Я слышала только, как хлопнула дверь и Голубой сбежал по лестнице.
– Она дымит как паровоз! – Он побледнел от волнения.
– Что там дымит? – спросила я рассеянно, потому что клецки имеют свойство сильно пригорать, стоит только отвлечься.
– Тося курит! Брось, к черту, эту еду и сделай что-нибудь! Как-нибудь среагируй!
– Не ори на мою мать! – крикнула Тося. Топот ее ног раздался сразу же, как Адам спустился.
Я отвернулась от плиты, на которой весело булькали клецки, и замерла. Еще никогда я не слышала, чтобы Адам говорил таким тоном, и не видела, чтобы Тося таким образом вела себя с Адамом. В мозгу вспыхнул красный сигнал тревоги: не вмешивайся, не реагируй! Как это так – ребенок курит, к тому же так нагло, не скрывая этого, в своей комнате? Почему Адам вошел к ней, почему она с нами не считается, почему она на него кричит, что мне делать? И по новой – не реагируй: если встанешь на сторону Адама, будешь против собственной дочери, если не поддержишь Адама, одобришь курение. Не реагируй. По- видимому, я побледнела.
– Тося, это правда? – спросила я, бездарно пытаясь сподобиться на некий объективизм, совершенно ненужный в данной ситуации.
– А не надо было входить ко мне в комнату! – крикнула Тося, а Адам развернулся и вышел из кухни.
Мне стало нехорошо. Когда-то это должно было случиться, но почему именно сейчас, почему сегодня?
– Тося, как ты разговариваешь с Адамом?
– Ты всегда на его стороне! – заявила моя дочь. У меня потемнело в глазах.
– Тося! Ты же говорила, что не куришь! Ты не имеешь права курить в этом доме! – набросилась я на дочь. – Я доверяла тебе… а ты…
– Никто меня не понимает! – закричала Тося, а у меня затряслись руки.
– Ты не должна кричать, – сказала я, извлекая из бездонных глубин, в которые провалилась со скоростью света, остатки здравомыслия, – очень тебя прошу, не повышай голос ни на меня, ни на Адама!
– Он мне не отец, чего он ко мне цепляется?! – бросила Тося и помчалась наверх.
Я сняла клецки с плиты и поставила их в мойку, заткнула пробкой отверстие, наполнила раковину холодной водой. Борис терпеливо сидел посреди кухни и внимательно за мной наблюдал, я достала из-под
