— Пусть поест еще салата, — говорит папа. — И хлеба. Надо же мяса нарастить на костях. Ну там или хлеба…
Я смотрю на него и вижу, что уголки его рта кривятся в жуткой гримасе. Это он пытается улыбаться.
— Спасибо, папа, — говорю я.
Я опускаю глаза, часто-часто моргая — изо всех сил стараюсь не разреветься.
— И что ты думаешь о нашем новом тренере?
Я с силой прижимаю пальцами уголки глаз. Мне кажется, что, если прижать их вместо того, чтобы промокать салфеткой, слезы будут не так заметны.
— Ну… — Я шмыгаю носом. — По-моему, он очень хорош. Я немного посмотрела на него после обеда. Он подсаживался на одного из частных коней…
— Знаешь, а он ведь француз.
— Да, папа. Я заметила.
— Это твоя мать его наняла.
Я выдавливаю из себя смешок.
— Этим все объясняется. Он долго здесь работает?
— Месяца два, — говорит папа.
Неловкой рукой он тянется за салфеткой и с огромным трудом отрывает ее от стола. Движение начинается от плеча — только так ему удается задействовать всю руку.
— Он тебе нравится? — спрашиваю я, следя за салфеткой.
Я никак не могу решить, помочь ему или притвориться, будто ничего не замечаю. Я словно иду по минному полю — как бы не наступить не туда.
— Он и правда неплох, — говорит папа, наконец-то дотянувшись салфеткой до уголка рта. — С лошадьми, правда, слишком уж цацкается. Все эти современные веяния…
— Тогда зачем вы его наняли?
Его плечи странно дергаются. Я успеваю решить, что это судорога боли, и вдруг понимаю — он просто пытается пожать ими.
— Он твоей маме понравился. Ей, собственно, в случае чего и расхлебывать предстоит.
Бутылка вина еще не распечатана, и я берусь за нее. Я как раз усаживаюсь на место, когда возвращается Мутти.
— Кто звонил? — спрашивает папа.
Мама неодобрительно косится на винные бокалы, потом вновь садится около папы.
— Дэн, — говорит она.
Я быстро вскидываю взгляд. Она смотрит в мою сторону, прямо истекая самодовольством.
Не может быть!
— Неужели Дэн Гарибальди? — спрашиваю я и соображаю, что проглотила наживку.
— А вот и может. Это звонил Дэн Гарибальди.
— С какой стати?
— А почему бы и нет? Он — наш ветврач.
Я хмурюсь. Я-то приняла как должное, что Дэн позвонил, узнав от мамы о моем возвращении. К тому, что у него и моих родителей были какие-то отношения помимо меня, я была не готова.
— Вот уж не знала, — отвечаю я смиренно.
— Правильно, откуда бы тебе.
— Хватит, Урсула, — говорит папа.
Он раздраженно отмахивается рукой и тянется к ложке. Я только теперь замечаю, что это единственное приспособление для еды подле его тарелки. Он мучительно медленно обхватывает ее пальцами, после чего останавливается передохнуть. Какой борьбой достается ему каждый кусочек, отправленный в рот! Я вновь отвожу глаза. Я не в силах на это смотреть.
Когда он наконец справляется с едой, Мутти подносит ему ко рту бокал. Он отпивает, и она ставит бокал обратно на стол, не уронив ни капли. Они успели так приспособиться, что даже не смотрят ни друг на друга, ни на бокал.
Папа спрашивает:
— Так зачем он звонил?
— Он приобрел лошадь на аукционе и хочет, чтобы мы на нее посмотрели. И ты тоже, Аннемари.
Я говорю:
— Так ты все-таки сказала ему, что я приехала.
— Конечно сказала. Ты ведь уже здесь. Или это надо было в большой тайне хранить?
Я смотрю на ее поджатые губы и стремительно превращаюсь из взрослой самостоятельной женщины в нашкодившую девчонку. Кажется, мельчайшие движения — чуть напряглись губы, едва заметно подался вперед подбородок, — и вся взрослость опадает с меня, точно береста с березки. С губ готова сорваться какая-нибудь колкость, но я вовремя замечаю взгляд Евы — она ждет, как я отреагирую. Она опять согнулась крючком, теребит вилкой салат и усиленно изображает скуку, но я-то вижу, до какой степени ей интересно.
И я говорю:
— Да ни в коем случае. Мне, в общем-то, все равно, кому об этом известно. А что за аукцион?
— Дэн заведует центром по спасению лошадей. Они каждый год посещают откормочные площадки и спасают от бойни жеребят, сколько удается. А потом передают их новым владельцам.
Вместо того чтобы впасть в умиленное восхищение, я еще больше раздражаюсь. Такое впечатление, что Мутти тычет меня носом в своего драгоценного Дэна, чтобы я видела, какой он хороший. Дэн у нас ветеринар. Дэн у нас святой заступник бедных лошадок. А ты, Аннемари, чего в жизни достигла? Ну-ка? Чем похвастаешься?
Я молча жую, глядя в тарелку. Но было бы наивностью ждать, что Мутти просто так с меня слезет.
И конечно, я оказываюсь права.
— Неужели тебе не любопытно? — спрашивает она через минуту.
— В смысле?
— В смысле, женат он или нет? И вообще, чем он последние девятнадцать лет занимался?
Я бросаю вилку и в упор смотрю на нее, склонив к плечу голову.
— Ладно, Мутти, — говорю я, складывая на груди руки. — Он женат? И вообще, чем он последние девятнадцать лет занимался?
Она награждает меня острым взглядом — в том смысле, что ее нос и подбородок разом заостряются, — и отворачивается, рассердившись.
Поверить не могу, что она достала меня так скоро и с такой легкостью. Все должно быть не так! Каждый раз, когда я приезжала домой — а происходило это нечасто, как она первая поспешила бы заявить, — я заранее преисполнялась решимости, что уж на этот раз точно заставлю ее обращаться со мной как со взрослой. Ни за что не буду вести себя по-девчоночьи. И что? Всегда все кончалось одинаково. А если мы так себя ведем соответственно в тридцать восемь и шестьдесят семь лет, что будет в подобном возрасте у нас с Евой? Есть ли надежда?..
Остаток ужина прошел не то чтобы в молчании, просто мы с Мутти больше не разговаривали. Если учесть, что Ева продолжала дуться, а я не могла заставить себя посмотреть на папу… Короче, вечер удался как нельзя лучше.
Я убралась в свою комнату, как только это стало возможно. И вот сижу на краю кровати, держа в руках смятую ночную рубашку. Поглядываю на компьютер на столике у окна — нет, не хочу выходить в Сеть. За окном я вижу конюшню. На втором этаже в окошке горит огонек, по ту сторону занавесок движется силуэт. Я не привыкла, чтобы там кто-нибудь жил. Надо не забыть задернуть штору.
Я подворачиваю под себя ногу и пустыми глазами смотрю на постель. Шириной она под два метра — «королевский размер», на ней четыре подушки. Такой простор. Могу устроиться посередине, если захочу. Могу раскинуть руки-ноги, точно морская звезда. Могу скомкать покрывало и подложить под колени. Могу
