Я открываю дверцу и подбираю денежку. Снова кладу ее на ладонь… и монетка вновь валится. Женщина все так же смотрит не на меня, а в свой ящик, пальцами свободной руки вороша мелочь. Водитель позади меня начинает сигналить. К первому гудку присоединяются еще три или четыре.
— Да твою ж мать! — взрываюсь я.
Заново открываю машину и подхватываю злополучный четвертак, ломая об асфальт ноготь.
— А голову повернуть, что, шея отвалится?
Я плюхаюсь на сиденье и хлопаю дверцей. Поворачиваюсь и вижу, что кассирша на меня смотрит.
— Держите, — говорю я, втискивая четвертак ей в ладонь.
На сей раз пальцы успешно смыкаются. Я награждаю ее последним испепеляющим взглядом и так жму на газ, что шины отзываются визгом.
Одна надежда, что это моя последняя неприятность. То самое дно, достигнув которого начинаешь всплывать. Интересно, как работает этот психологический механизм? Достаточно ли осознать, что дальше тонуть некуда? Или надо еще испытать некий катарсис — как люди, которые решаются посвятить себя Богу и верят, что заново родились?..
Завидую я таким. Они как-то поняли, что впереди край, сумели оттолкнуться и всплыть с другой стороны. А я, кажется, так и застряла, барахтаясь в илистой жиже у дна.
Следующие шесть часов проходят как в забытьи. Руки на руле немеют, под веки точно песку насыпали — я изо всех сил стараюсь удержать глаза открытыми. Я веду машину, как говорится, на автопилоте, и один раз даже сама себе влепляю пощечину, чтобы не уснуть за рулем.
Я стою в очереди перед раздачей, чтобы заплатить за кофе. Ко мне подходит мужчина. Седоватый, с изрядным брюхом, в потасканной тонкой футболке. Джинсы кажутся слишком длинными, потому что застегнуты где-то под выпирающим животом. Передних зубов у него нет, ногти грязные, волосы торчат в разные стороны. Он останавливается поблизости, и я напряженно замираю.
— С вами все в порядке? — вдруг спрашивает он.
— Что-что?..
— С вами, спрашиваю, все в порядке?
Я подозрительно гляжу на него.
— Все нормально, а что?
— Ну, — говорит он, — вы просто… Вроде как плакали… Ну я и спросил, может, думаю, случилось чего.
Я так потрясена, что даже отвечаю не сразу. Не могу слов подобрать, будто весь английский забыла.
— Все нормально, — повторяю наконец. — Спасибо, что побеспокоились.
— Всегда пожалуйста, — говорит он и топает дальше.
Я опять еду по шоссе, раздвигая лучами фар темноту. Я снова ищу радиостанцию, которую можно было бы послушать. Не нахожу и выключаю приемник.
Как мне все-таки заполучить Еву обратно? И что я стану делать после ее возвращения?
Когда идея наконец осеняет меня, я от восторга бью по рулю ладонью. Флика! Вот оно! Я возьму к себе Флику! Взглянем правде в глаза, ради меня Ева и не подумает возвращаться. А вот ради Флики…
Может быть, это подкуп. Ну и плевать. Что угодно, лишь бы она вернулась и мы с ней могли начать все сначала. Изречение о цели, которая оправдывает средства, здесь работает на все сто.
Мысленно я выстраиваю разговор, подбирая самые завлекательные слова. Я предложу Еве помощь в обучении Флики. Мы организуем все так, чтобы никто, кроме Евы, никогда на нее не садился. Ради этого она точно приедет. И будет дело, которое нас объединит.
Сердце радостно бьется, меня охватывает теплое чувство близкой победы. Это всего один пункт, вычеркнутый из длинного списка злосчастий, но надо же с чего-то начать?..
…Если только благодаря моей управленческой деятельности Мутти вовсе не останется без фермы. До сих пор я думала больше о том, как скажутся мои «успехи» на отношениях с Мутти и как расстроили бы они папу, если бы тот узнал. И вот теперь я впервые задумываюсь, что со всеми нами вообще будет. Если Мутти потеряет ферму, спрашивается — куда мы с Евой пойдем?..
Я притапливаю педаль газа. Двигатель отзывается глухим ревом.
Я в любом случае возьму Флику. Найду себе работу. Позвоню Дэну и извинюсь перед ним. А если он не захочет принять моих извинений, я ему всю правду о себе расскажу, о том, какая я тварь… а ведь именно такой оценки заслуживает мое поведение… и буду молить его дать мне шанс. Я откажусь от идиотского намерения прятать Гарру и переговорю со страховщиками. Уж верно, есть какой-нибудь способ оставить его у меня. Не Иэну же они его, в самом деле, так запросто вернут после того, как тот его выдал за мертвого? И выплаченную страховку они вряд ли отобьют, даже если выставят коня на продажу. С больными-то суставами, да еще одноглазого. Но если Гарру начнут продавать, я его все равно выкуплю. В рассрочку. Я себе работу найду…
Конюшней мне больше не руководить, это ясно как божий день, но я что-нибудь подыщу. Возможностей масса. Может, в графстве Килкенни и не разрабатывают программного обеспечения, ну так что ж — на дому буду работать. По контрактам. Я же редактор, а значит, был бы компьютер да Интернет… Не то чтобы я так рвалась к редакторской деятельности, я как раз больше не хочу этим заниматься, но тут уж, что называется, не до жиру. Надо денежки зарабатывать. Вложу их в конюшню. Помогу Мутти удержать за собой ферму. Выкуплю Гарру. А Еве скажу, что Флика останется у нас, только если она в школу будет ходить…
Вот так. Вот так. Вот так…
Около полуночи я наконец въезжаю в наши ворота. Я чуть притормаживаю на макушке холма, оглядываю привычную сцену. Кругом царят мир и покой. Дом уютно устроился на невысоком пригорке, белые изгороди так и светятся под луной. Поодаль — большое и сонное здание конюшни.
Все настолько знакомое, что у меня сердце сжимается.
Я открываю дверцу и ставлю ногу наземь, когда вдруг обращаю внимание, что прожектора над парковкой все выключены, а в дальнем конце стоянки маячит большая угловатая тень. Я вглядываюсь, пытаясь рассмотреть ее контуры.
Вернувшись на водительское сиденье, я вновь вытряхиваю многострадальную сумочку, разыскивая телефон.
— Девять-один-один слушает, — отзывается оператор. — Что у вас случилось?
— Это Аннемари Циммер с фермы «Кленовый ручей». Мы у сорок первого шоссе, чуть южнее девяносто седьмого. Тут кража лошадей происходит…
— Хорошо, Аннемари, помощь уже выехала. Оставайтесь на линии, рассказывайте мне, что происходит!
— У ворот конюшни тягач с коневозом. И кто-то все уличные прожектора отключил…
У меня самой двигатель выключен, машина на нейтрали тихонько катится по дорожке.
— Вы кого-нибудь видите? — спрашивает диспетчер.
— Нет, никого.
— Какова вероятность, что кто-нибудь просто там машину поставил?
— Не думаю. Постояльцы всегда ставят коневозы позади здания. А кроме того, этот подан задом ко входу. Так, так, кто-то появился. Сейчас приторможу…
Я ставлю машину перед грузовиком, загораживая ему дорогу, и перевожу автоматическую коробку на парковочное положение, вглядываясь сквозь боковое окно.
— Номерной знак — эс-три-ноль-пять-ноль-два, — сообщаю я диспетчеру. — Не думаю, чтобы он был ньюгэмпширский, хотя… Ой, боже, там кто-то с фонариками! Пойду гляну поближе, что происходит…
— Аннемари, не покидайте машину! Через три минуты помощь будет у вас! Оставайтесь на месте и не вешайте трубку!
Я повинуюсь. В смысле, трубку не вешаю. Я кладу телефон на пассажирское место и прячусь в
