Дэниел стоял на берегу босой, в одних форменных брюках.
На его бронзовых мускулистых плечах и груди играли отблески солнца. Он смотрел на» нее.
Келли поймала на себе его взгляд. Боже мой! Мокрая рубашка была такой тонкой и прозрачной, что, прильнув к телу, лишь подчеркивала все его изгибы и выпуклости, набегая складками на груди и четко обрисовывая треугольник там, где смыкались бедра.
Надо что-то делать, как-то прикрыться, может быть, нырнуть в воду?!
Дэниела ее облик, очевидно, не смущал.
Он, не отрываясь, смотрел ей в глаза, потом медленно двинулся к ней. Вода искрилась и бурлила вокруг серых форменных брюк. Серебристые капельки поблескивали на его плечах и груди. Он похудел, но, казалось, стал еще крепче, чем раньше.
Мускулы у него при ходьбе так и играли.
«Беги! – стучало у нее в висках. – Оттолкнись от камня и беги. Он тебя не остановит».
Но Келли не двинулась с места. Она стояла и смотрела, как он приближается, и чувствовала, что глаза его прожигают ее насквозь. Вот он уже совсем близко. Келли ощутила жар и мощь его тела. И все же не двинулась с места.
Дэниел остановился напротив. Келли подняла голову, чтобы заглянуть ему в глаза, и облизала кончиком языка неожиданно пересохшие губы.
Он тотчас в упор посмотрел на ее губы: наверное, собирался поцеловать.
Но не поцеловал.
Неожиданно он опустился на колени и обнял ее бедра. Ей надо бы вырваться, накричать на него за то, что он ей не верит.
Но она лишь замерла в его объятиях, завороженная жаром его тела. И поцелуем. Но не в губы. В живот. Келли чувствовала прикосновение его губ сквозь тонкую ткань рубашки. Потом ощутила его горячий язык, который, проделав дорожку вдоль всего живота, задержался на пупке и стал спускаться ниже, дразня и возбуждая.
«Крикни, останови его!» – твердила себе Келли. Она даже раскрыла рот, но не издала ни звука, а только какой-то беспомощный стон. Дэниел поднялся с колен. Руки его по-хозяйски заскользили вдоль ее тела, приводя в трепет, тревожа…
Губы его сомкнулись на соске сквозь тонкую ткань рубашки, которая лишь усиливала возбуждение от поцелуя. Он нежно втянул сосок в рот, поиграл с ним языком и выпустил.
«Должно быть, он попробовал мое молоко, – подумала она, краснея от смущения, – и видимо, получил большое удовольствие, потому что все повторяет и повторяет это интимное прикосновение».
Наконец Дэниел добрался до ее губ. Добрался и не собирался отпускать. Он целовал ее неистово, словно изголодавшись, и жадно требовал еще и еще. Язык глубоко погрузился в ее рот и был груб и ласков одновременно. Келли охватила дрожь – не от холода, а от жара, исходившего от этого человека.
Он прижался к ней губами и легонько куснул за плечо. Потом проложил пылающую дорожку из поцелуев между грудей и стал спускаться ниже, мало-помалу воспламеняя ее. Чуть задержавшись возле пупка, он спустился еще ниже и наконец добрался до пульсирующего центра между бедер. Он прикасался губами к самым чувствительным, самым сокровенным местечкам. Сладкая дрожь пробежала по всему ее телу. Она закинула голову, стараясь не закричать, и только чуть слышно постанывала.
А Дэниел все ласкал и ласкал ее, хотя она уже едва держалась на ногах. Он, наверное, хорошо знал силу своего воздействия, потому что в тот самый момент, когда она лишилась сил от наслаждения, подхватил ее на руки и вынес на берег. В одно мгновение он сбросил с себя брюки, представив ее взору готовый к бою символ своей мужественности. Келли закрыла глаза, сгорая от страсти.
Она, похоже, едва ли сознавала, на земле все происходит или на небесах, едва ли слышала журчание ручья – и в то же время никогда еще с такой остротой не ощущала себя частичкой окружающей природы.
Спиной она чувствовала землю, в то же время всем своим существом ощущая тепло солнечных лучей и прохладу, которой веяло от воды. ;
Но вот резкое вторжение мужчины заставило ее испытать такую острую боль, что она помимо своей воли воспротивилась. Но Дэниел тотчас зашептал ей на ухо что-то ласковое и завораживающее. Она услышала только одно:
– Это из-за родов, Келли. Все скоро пройдет.
Он снова двинулся вперед, медленно, осторожно, и она вновь затрепетала от желания, а боль и вправду прошла.
К счастью, прошла, ибо его желание, по-видимому, было куда сильнее обычного голода. На сей раз он был подобен неистовому водопаду или палящим солнечным лучам. Он безумствовал, опьяняя, и дышал страстью, как сама земля. Но больше всего походил на ураган, круживший ее в водовороте желания.
Даже когда Келли, умирая от счастья, снова вернулась на землю и словно бы впала в забытье, его тело продолжало неистово содрогаться – еще, еще и еще. Она чувствовала, как напряжены его мускулы, как из него бьют жизненные соки, как он весь отдается экстатическому дурманящему танцу страсти. И долго еще потом смешивалось их горячее дыхание, а сердца звучали в унисон и длилась сладость его тепла, близости, нежности…
– Келли! – Он все еще не разжимал объятий, лежа у нее на груди.
Она услышала свое имя и смутно вспомнила, что они когда-то очень любили друг друга. Ах, если бы он только поверил ей снова!
Как назло Дэниел перекатился на спину, и ощущение тепла и нежности исчезло. Келли сразу же обдало прохладой от воды.
