– Конечно, Джефф. Я вас тоже люблю. Обоих.
– Хорошо, иди работать. А я пойду будить своих мертвых. О, прости, думаю, это не самое удачное выражение в эти дни.
– Ничего.
– Мне сказать Мелинде, что ты позвонишь?
– Конечно.
Они закончили разговор. Стоило ей положить трубку, раздался звонок в дверь. Все еще думая о Джеффе, она пошла к двери. И посмотрела в глазок.
Лайам нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Его волосы блестели. Черные. Зачесанные назад ото лба. Каким-то образом ему удавалось выглядеть элегантно даже в спортивной куртке.
А она? Все еще в халате, с полотенцем на голове, без косметики. А черт с ним! Она открыла дверь.
Он быстро оглядел ее с ног до головы.
– Мы опаздываем, кажется?
– Я – так точно, извини. У меня была непростая ночь. Хочешь кофе?
– Нет. Я подожду в машине. Я просто хотел убедиться, что ты проснулась.
– Великолепно.
Он повернулся.
Ей следовало позволить ему уйти.
– Ты можешь подождать здесь, кофе на плите. Впрочем, ты сам все знаешь.
Лайам повернулся, изогнув бровь.
– Ты не собираешься наброситься на меня или?..
– Не сейчас.
Она оставила дверь открытой и пошла в спальню. Надела простой хлопковый свитер и джинсы. И подсушила волосы. Она закончит это на студии. Она действительно опаздывала.
Она все еще расчесывала волосы, когда вернулась в гостиную. Лайам стоял у стойки, разделявшей кухню и гостиную, так тщательно изучая газеты, которые лежали перед ним, что даже не поднял головы. Но он знал, что она здесь.
– Что ж, ты готова, – мягко сказал он.
– Что? – То, что случилось ночью, беспокойство о сестре и ее муже полностью занимали ее в это утро.
Он показал ей газету. Фотография располагалась в колонке светских сплетен, рядом с высказываниями об опасной обстановке на съемках «Долины Валентайнов». На фотографии она тянулась к Лайаму. Не похоже было, что она спорит с ним. Скорее это выглядело так, будто она стремится быть как можно ближе к нему.
Она тихо выругалась.
– Ты же сама говорила, что такое бывает.
– Да. Но…
– Я знаю, что подобные вещи способны раздражать.
Она открыла было рот, чтобы сказать ему, что в тот момент не видела никого, никого, кроме него, и что на самом деле это не оскорбляет ее. Но как быть с его блондинкой?
– Извини, – просто сказала она.
– Ничего.
– Что – не знаю, как ее имя – она подумает об этом?
– Шэрон? – переспросил он.
– Что она подумает?
– Ничего. – Он пожал плечами. – Она знает, что я взялся за эту работу.
– Тяжелая работа, правда? – поинтересовалась она с горькой иронией. Так вот, оказывается, как это называется – работа.
– Ты знаешь, я хотел сказать тебе еще ночью…
– Я не хочу говорить на эту тему. Если эта фотография не расстроит Шэрон, прекрасно. Ты готов?
– Жду тебя.
Она прошла за ним к дверям и повернулась, чтобы запереть их. Когда они подошли к автомобилю, он открыл перед ней дверь. Она села. И они тронулись с места.
– Шэрон спокойно относится ко всему этому? – спросила она после нескольких минут молчания. Она же не хотела говорить, напомнила она себе. Но не могла удержаться.
– Шэрон – не твоя забота.
Прекрасно, вполне вразумительный ответ.
– Она независимая натура? – спросила Серена и сама же ответила: – Нет, думаю – нет. Тебе бы это не понравилось.
Он наконец соизволил посмотреть в ее сторону.
– Почему? Потому что ты такая?
– Нет. И если подумать, дело не в том, что ты считал меня независимой. Я думаю, то, что не устраивало тебя во мне, было много хуже.
– Не хуже. Просто что-то такое, к чему я не мог привыкнуть, – спокойно сказал он. – Ты была всегда занята, всегда, – продолжал он.
– Этому есть объяснение, – вздохнула она. – Но послушай… время прошло, и тебя уже окрутили.
Он изогнул бровь, глядя в зеркало, его губы слегка скривились. И снова она верна себе. Провоцирует его, говорит такое, что не думала сказать, тем самым выдавая себя.
– Нуда, меня окрутили. А ты флиртуешь с этими «мексиканцами», или один из них – твой новый любовник?
– Я? Да я просто по-дружески поговорила с ним!
– Ну конечно. И ты не заметила, что у них слюни текли, когда они смотрели на тебя и были готовы вылизать дорожку, по которой ты проходила?
– Просто я стараюсь всегда быть вежливой, – настаивала Серена. – Я слышала, что Шэрон нравится сверлить дырки в земле?
– Нравится.
– Рада за тебя. Ты ведь так любишь… природу.
– Она может провести уик-энд в палатке и не станет устраивать сцену, если кофе не принесут в постель.
Серена замолчала. Она крепко закрыла рот. Больно слышать, что они вместе проводят выходные. Не стоит больше подкалывать его, это бьет по ней рикошетом.
– Прекрасно. Я рада, что ты наконец нашел то, что искал. Хотя, мне кажется, она слишком молода для тебя.
Он посмотрел на нее, затем опять на дорогу.
– Не думаю… Ей двадцать восемь.
– Все-таки…
– А как ты думаешь, сколько мне лет? – спросил он. Она была удивлена, поняв, что никогда не спрашивала его об этом.
Они никогда не отмечали свои дни рождения. И вообще вопрос о возрасте никогда не вставал.
– Сорок, – предположила она. Ему могло быть где-то от тридцати до сорока.
– Тридцать шесть. Восемь лет разницы. Это нормально.
– Что ж, во всяком случае, не похоже на растление малолетних. Послушай, не бери в голову то, что случилось ночью…
– Ты хочешь сказать, что это ничего не значит для тебя, Серена? – спросил он. Ей не понравилась жесткость его тона, как и ледяной взгляд темных глаз.
– Ночью ты…
– Подожди минутку, ты хочешь сказать, что это я начал?
– Да, ты…
– Послушай, я был в другой комнате и…
