— У нас ее звали Чайкой, — сказала она остальным. — Я помню ее мать, дочку корабельного мастера из нижнего города. А Чайку еще ребенком отдали пифии.
Кто-то придвинулся обратно, взгляды стали мягче.
— Спасибо, — кивнула я, принимая хлеб. — Я видела тебя в детстве, когда работала с матерью у реки, твое имя Лида. У тебя тогда был маленький сын.
— Он тут, с нами, ему уже девять. И еще есть младший. Даже не думала, что нас придут спасти…
— Моя мать не дождалась. Многие не дождались. Восемнадцать лет — долгий срок.
— Я думала, ты совсем старая, — удивленно сказала какая-то девушка, младше меня.
— Это Она стара, а не я.
— А правда, что ты призвала с неба ветер и поразила ахейцев немотой? Чтобы они не сопротивлялись нашим воинам?
— В общем, нет. Я просто объявила перемирие.
Лида кивнула:
— Правильно сделала. Будь по-другому — недосчитались бы еще многих. Да и про льняную реку кто бы вспомнил: откуда нашим знать, как нас найти.
— С реки ушли все? — спросила я.
Она покачала головой:
— Четыре женщины с детьми остались. Не захотели бросать мужчин, с которыми живут. Но кого привезли нынешним летом — те все здесь.
Я не удивилась.
Мы отплыли поздним утром, оставив на берегу угли погребального костра. Перед отплытием ко мне подошел Эней.
— Если ты не против, пифия, оставайся на «Дельфине». Корабли переполнены, и только у Ксандра есть место: он отдает тебе носовую будку, а сам будет спать с остальными моряками. У меня на «Семи сестрах» такая же, но…
— Знаю, у тебя там сын.
— Да, — кивнул он. — Ты согласна?
Я не возражала. Проще остаться на «Дельфине», чем привыкать к другому кораблю.
Весь день мы шли вдоль берега к югу, мимо селений, о которых я раньше слышала, — они отправляли в Пилос оружие и выставляли воинов. Позже, на закате, мы пересекли пролив, дальше лежали уже незнакомые земли.
Эней опасался ночевать на материке, однако пригодных островов поблизости не было, и мы пристали к полоске песчаного берега подальше от городов.
Ночь совсем не походила на предыдущую. Ярких костров не жгли, вокруг лагеря выставили вооруженную охрану. Первым, еще до ужина, своих людей направил в караул «Охотник»; когда взошла луна и все укладывались спать на берегу, настал черед «Очей Владычицы». Перед самым рассветом на стражу встанут моряки с «Жемчужины».
Я толком не знала, с кем рядом мне лучше держаться, поэтому устроилась неподалеку от команды «Дельфина». Лежа на расстеленном поверх песка покрывале, я взглянула на небо: луна с каждой ночью делалась ярче и полнее. Так странно ночевать на открытом берегу — рокот океанского прибоя, шум множества людей, чье-то похрапывание, вскрики ребенка, шепоты, шорохи… Годами я спала в темноте пещер, и провести ночь под открытым небом было теперь и радостно, и непривычно.
Я перевернулась на бок, пытаясь пристроить покрывало так, чтобы луна не светила в лицо.
В нескольких шагах от меня лежал Ксандр. Он тоже не спал — в открытых глазах мерцали лунные отсветы.
— Неужели ты не устал за день? — прошептала я.
— Не спится. Чужой берег, всякий миг могут напасть.
— А почему нельзя было ночевать в море?
— В море опасно. Бросить якорь можно только на мелководье, а без якоря суда разнесет течением. Огонь — только в жаровне. Невозможно помыться и выстирать одежду. Да и люди уже устали от сидения, им надо размяться. Но на берегу мы уязвимы.
Тихий звук — часовые с «Очей Владычицы» обходят лагерь.
— При яркой луне нас видно издалека, на стоянку легко напасть. В безлунную ночь было бы лучше?
— Да. Иногда приходится идти на риск. — В его голосе мелькнуло что-то вроде удивления. — Неужели в святилище учат воинскому делу?
— Нет. Там учат смотреть на мир и замечать очевидное.
— Я не хотел тебя обидеть, госпожа.
— Значит, ты учился воинскому делу?
Ксандр пожал плечами — насколько можно пожать плечами лежа.
— Я рыбак. В детстве, как только я немного подрос, отец начал брать меня в море. Потом он поговорил с друзьями и родичами, и меня определили в гребцы на боевой корабль. Сначала на «Очи Владычицы». А через несколько лет я перешел на «Дельфин» певцом.
— Певцом?
— Задавать ритм веслам специальным распевом. Обычно это нужно, когда судно меняет курс. А если корабль идет пряма — для гребцов бьют в барабан.
Я вспомнила, как менялся гребной распев в такт командам, подаваемым при повороте корабля.
— Понятно. А как ты стал кормчим?
— У кормила невозможно стоять целый день, устаешь. Я выучился командам, знал, когда их подавать. И порой становился к рулю, чтобы кормчий мог отдохнуть. Потом его убили.
— Когда судно выходило из гавани… — Я вспомнила видение. — Огненной стрелой.
— Да. Я тогда встал к кормилу, а потом Ней назначил меня кормчим. — Голос Ксандра сделался тише. — Не представляю, что сказал бы отец: я — кормчий боевого корабля! Вот уж точно крайняя нужда для народа, коль сыновья рыбаков правят такими судами, как «Дельфин».
— Красивый корабль, — промолвила я.
— Самый красивый из наших. И самый новый. Он живой.
— Да, — кивнула я. Всем известно, что у кораблей есть душа. — Расскажи мне, какой он.
И он рассказывал, пока мы оба не уснули.
На следующий день продолжалась жара. Мы шли вдоль берега к юго-востоку, держась на глубине — отмели здесь каменистые. К полудню солнце палило нещадно; от бликов, скачущих по воде, болели глаза, не чувствовалось ни малейшего дуновения ветра. Парус отвели к передней палубе, чтобы защитить гребцов от солнца, в его тени вяло возились дети. Гребцов Ксандр разделил: по каждому борту работала только половина весел. Корабль шел вдвое медленнее, зато гребцы могли отдыхать: в таком зное невозможно оставаться у весла постоянно, час за часом.
Мой черный хитон словно притягивал жару. Я подвернула его у талии, наполовину открыв ноги, и заколола волосы, чтобы не падали на шею, но все равно пот лил ручьем.
Ксандр чередовался у кормила с Косом — тем самым коренастым воином, чья рассеченная щека сейчас уже заживала.
Когда Кос занял место кормчего, Ксандр сошел с задней палубы и присел в тени. Его тело, коричневое от загара, источало едкий запах пота. Я набрала ему ковшом воду из бочки, привязанной к ограждению, он жадно напился.
— Жарко, — сказала я. Могла бы и не говорить.
Капли воды скатывались по его подбородку, он коротко кивнул.
— Приходится идти ближе к берегу, чтобы в случае нужды можно было пристать. Нею это тоже не нравится.
— Не нравится что? — спросила я. Они порой перекрикивались между собой, когда корабли шли рядом.
