— Тебе надо было остаться в Египте. — Я так и не поняла, что прозвучало в его голосе.
— Я знала, что ты так скажешь.
Растущая луна поднималась над морем, отражаясь дорожкой в волнах. Я не пыталась к нему прикасаться.
— Я не могу тебя защитить. — Его глаза смотрели отчужденно, как после того шторма, в котором погибла Аштера. — Я не смогу защитить ребенка. У меня ничего нет.
— Мне от тебя ничего не нужно.
Ксандр резко обернулся, сверкнув глазами:
— А тебе вообще что-нибудь нужно? Хоть от кого-то? Сидишь себе в нездешнем спокойствии, взирая на нас из своего далека, как на мелких букашек! Тебе и вправду может что-то понадобиться? Заинтересовать? Оставить неравнодушной?
— Уж кому, как не тебе, знать мое неравнодушие! — вскипела я.
— По тебе не скажешь, — бросил он. — Незаметно, чтоб ты хоть кого-то ценила.
— Незаметно, чтоб я тебя любила, хотел ты сказать! — Руки мои дрожали, но не от Ее присутствия — от гнева.
— А ты и не любишь!
— Прекрасно, ты меня тоже не любишь! — Я уже кричала. — Ты любишь своего Нея! Вот и ладно! Ты никогда даже не пытался делать вид, что я для тебя важна! А коль так — боги меня разразите, если я стану бегать за тобой и рыдать! Ты мне не нужен, мы прекрасно проживем без тебя!
— Не ори на меня!
— Я не ору, — крикнула я, — сам не ори!
— Я не ору, — заорал он в ответ, — я кричу!
— Не кричишь!
— Кричу!
С берега донесся заспанный голос Коса:
— Мне плевать, кричите вы там или орете, но хватит уже, спать невозможно!
Я посмотрела на Ксандра, он на меня. Мы одновременно прыснули и остановиться уже не могли. Чуть позже, обессиленная хохотом и плачем, я присела на заднюю палубу.
Ксандр, сев рядом, обнял меня.
— Беременные женщины такие странные, — сказал он.
— Не смей меня опекать, — сказала я, пристраиваясь к нему ближе.
— Я не опекаю, просто говорю.
— Значит, просто не говори.
— Замечательно. — Он спрятал лицо у меня на плече, мягкие влажные волосы касались моей щеки.
Немного погодя я взяла его ладонь в свою:
— Ксандр…
— Ты меня любишь? — спросил он.
— Конечно, люблю. Просто я люблю еще и Нея. — Его теплая рука сплелась с моей. Как мы все-таки похожи…
— Ну, если так… — В его голосе не слышалось ни обиды, ни горечи. Кому, как не ему, меня понять.
— Ты любишь Нея, — сказала я. Я не представляла его без этой любви, без Нея — его путеводной звезды, которая неизменнее любого созвездия.
Он кивнул:
— Да. Но ты ведь знаешь, сколько с этого проку — столько же, сколько всегда.
— Выходит, мы служим друг другу утешением. Интересно, этого достаточно? — задумалась я. Мне нельзя принадлежать мужчине и быть женой, и я прежде не ощущала себя обделенной. Но отними у меня Ксандра — и мне его будет недоставать, его потеря была бы мне больнее кровоточащей раны.
Ксандр развернул свою ладонь в моей: та же форма руки, та же смуглая кожа — словно моя собственная ладонь, только мужская.
— Достаточно для чего?
— Для счастья, — ответила я.
Ксандр поднял голову.
— Я даже не знаю, что это такое. Я просто проживаю каждый день — и все. Вы с Неем твердите мне, что все образуется, но я-то умею считать. Людей становится меньше, я не вижу для нас будущего. Вот именно сейчас — не вижу, никакого. И вдруг ты говоришь, что будет ребенок.
— Ксандр, — сказала я, беря его лицо в ладони, — поверь мне хотя бы в одном. Если б нас ждала смерть, если бы я видела смерть моего ребенка — я не стала бы уезжать из Египта.
— Правда?
— Правда. Я думала о том, чтобы остаться. Но я ушла с вами.
— И что теперь?
— А теперь мы ждем, когда Она явит знак.
Ксандр покачал головой:
— Это безумие…
— Это всего лишь вера. Я живу тем, что верю предсказаниям.
Он снова склонился ко мне, легко тронув пальцами мой живот:
— Когда?
— Я тебе говорила. Летом. Когда взойдет Сотис.
— Четыре луны?
— Верно, — улыбнулась я. — Ты, кажется, был сильно занят.
— Я не хотел об этом знать.
— Да.
Он не взглянул на меня, и я не увидела слез в его глазах, но они явно звучали в голосе.
— Я не смогу тебя защитить…
— Я ведь знаю, что ты сделаешь сколько возможно. И никто не сделает большего. Но подумай и о другом: если меня не защитит моя Владычица, то как сможешь защитить ты?
Ксандр засмеялся, и в голосе послышалось облегчение, словно вдруг ослабло что-то стеснявшее грудь.
— Вот так всегда. Никак не перестану любить людей, которых коснулись боги.
— Точно. Может, спросишь себя: почему?
— Снова утешаешь…
— Привычка, — ответила я, прижимаясь щекой к его волосам. — Ксандр, не дай мне забыть, что я человек. Назови меня по имени.
— Чайка… — Он поднял голову и коснулся губами моих губ. — Ты — Чайка…
Мы проснулись навстречу смерти. С «Семи сестер» доносился плач — торжественный погребальный плач, сопровождающий смерть. Мы с Ксандром вскочили с постели и выбежали наружу.
Может, Вил упал за борт? Но в свои шесть лет он плавает как рыба, а море совершенно спокойно…
Ксандр уже выскочил на носовую палубу.
— Кто? Кто умер? — прокричал он через пространство между кораблями.
— Владыка Анхис, — ответила ему Лида.
— Он умер в море, — прошептала я. — У берега Сциллы. — Я взглянула на Ксандра: — Только возьму покрывало — и идем.
Анхис покоился в центре корабля, обряженный как подобает, гладко расчесанные волосы лежали по плечам. Рядом стояла Лида в наброшенном на голову покрывале.
— Как это случилось? — спросила я. С виду никаких следов…
— Просто остановилось сердце, — ответила она. — Ночью. Он ведь уже старик, сорок шесть лет…
