включен в список подозреваемых.
— Говорит, что возвращался этой дорогой на свою стоянку, и все, — доложил Пирс.
— Ставлю фунт против пенни, на кроликов охотился, — проворчал Маркби.
Инспектор позволил себе усмехнуться:
— Наверняка. Только не признается. Конечно, придется признаться, если не выдумает объяснение поубедительнее. Суть в том, что он узнал жертву — часто видел на ферме и разговаривал. Сразу пошел и сообщил Хью Франклину. Хью отправился сам посмотреть, потом вызвал полицию. С того момента, как Смит обнаружил тело, до звонка Франклина прошло не больше часа. За это время Смит вполне мог снять свои силки и капканы, от души потоптавшись вокруг, — мрачно заключил он.
— А он не собирался прямо обратиться в полицию? Труп ведь не на территории фермы.
Алан спрашивал, зная ответ. Судя по опыту, отношения между кочевниками и полицией часто основаны на взаимном недоверии. Цыган предпочел передать дело в руки Хью Франклина.
— Сказал, и я склонен верить, что посчитал своим долгом сначала пойти к мужу. Всю жизнь знает Хью и семью Франклин. Хью должен был услышать о несчастье от друга, а не от полиции. По-моему, логично, — признал Пирс. — У кочевников собственный строгий моральный кодекс. Если бы это была не Соня, или, точнее, если б Дэнни ее не узнал, то, по его утверждению, в первую очередь сообщил бы полиции, а не фермеру.
Маркби принял объяснение, хотя заметил:
— Осмелюсь сказать, все равно бы на ферму пошел, чтобы позвонить в полицию. Если в его караване мобильника нет, в чем я сомневаюсь. Ближе Хейзлвуда не найти телефона.
— Я по карте смотрел. — Пирс покрутил в руке пластиковый стаканчик. — Соседняя ферма Черри-Три чуть ближе, только вряд ли там с радостью встретили бы Дэнни Смита.
— Вопрос в том, — задумчиво протянул Маркби, — какого черта эта женщина делала здесь поздним вечером.
— Если она вообще тут была, — вставил Пирс и был вынужден пояснить: — Знаю, рано строить теории, но я думаю, может, ее убили где-нибудь в другом месте, а тело сюда бросили. От поворота дороги до места обнаружения остался свежий след примятой травы, словно труп волочили сквозь кусты. Смит показал, каким путем спускался, но крайней мере, по его версии, а этот след дальше. Возможно, труп привезли в машине, а потом дотащили до места.
— Отпечатки протекторов?
Пирс покачал головой:
— Могли на дороге выйти из машины.
— А муж?
В любом случае это первый подозреваемый, с горечью подумал Алан.
— Пока трудно от него чего-то добиться. Естественно, совсем съехал с катушек. Говорит, вчера вечером жена ушла и не вернулась. Похоже, не собирался заявлять об исчезновении, что странно и, честно сказать, довольно подозрительно. Я с ним завтра еще побеседую. Будем надеяться, слегка опомнится к тому времени.
— Хорошо, Дэйв, на сегодня хватит. Сворачивайтесь, не стоит топтаться на месте, будет только хуже. — Суперинтендент взглянул на светящийся циферблат наручных часов.
Пирс закрутил крышку термоса, вернул шефу:
— Спасибо, кофе очень кстати. Меня выдернули прямо из-за стола, от хорошего бифштекса. Тесса не сильно довольна.
Придется привыкать, угрюмо подумал Алан. Тесса вышла замуж за полицейского. Много подобных браков рассыпалось в прах. В том числе его собственный. Бог даст, Дэйва минует эта судьба. Не такой ли резон среди всего прочего заставил Мередит дать ему от ворот поворот?
Он сел в машину, захлопнул дверцу, посидел в темноте, переваривая первую полученную информацию. Существенным представляется трупное окоченение, указывающее на время смерти. Если б женщина скончалась незадолго до обнаружения нынешним утром, возникла бы масса разнообразных версий. Но если ее убили прошлым вечером, то дело смахивает на обычную семейную трагедию.
Впрочем, нет, рассуждения надо оставить до завтра.
Он повернул ключ зажигания. Наверное, уже поздно заезжать к Мередит и предлагать поехать куда- нибудь выпить. Завтра пятница. Завтра можно позвонить ей в лондонский офис и договориться на вечер.
Если она, конечно, захочет куда-то пойти и он неокончательно все испортил чистосердечным, но, видно, несвоевременным или неправильно сформулированным брачным предложением.
— Ох, черт, — устало выдохнул суперинтендент.
Глава 3
— Перестань, ни в чем ты не виноват! — Саймон Франклин встряхнул за плечо сгорбившегося на кухонном стуле брата, который, отказываясь от утешений, раскачивался взад-вперед, обхватив себя руками и низко опустив голову. При каждом движении ножки стула скрежетали по кафелю.
— Виноват, виноват! Во всем я виноват! — отчаянно бормотал Хью.
Саймон распрямился, глядя на поникшую фигуру с тревогой и безнадежностью. Совсем не похоже на старичка Хью. Кто бы подумал, что он так раскиснет? Неужели действительно до такой степени любил Соню?
И он продолжал, старательно выдерживая общепринятый для утешения резонный и убедительный тон:
— Конечно, ты переживаешь. Это вполне естественно, даже полезно.
Помолчал, сожалея о неадекватности банальных слов, сравнивая себя с осточертевшей назойливой теткой. События застали его врасплох, он ничего подобного не ожидал. Ожидал увидеть Хью в горе, но не в сверхъестественном эмоциональном надрыве. Никогда его таким не видел, даже после смерти Пенни. Фактически, зная брата всю жизнь, просто не представлял, что тот способен пойти в полный разнос. В детстве он был замкнутым в себе флегматиком, как теперь малышка Тамми. И вот солнечным пятничным утром крепкий старина Хью трещит по всем швам. Это только отягощает и без того тяжкую ситуацию. Саймон обиженно возмутился и заговорил резким тоном:
— Ты вообще ни в чем не можешь себя упрекнуть. Поверь. Я врать не стану. — Он снова протянул руку, любовно хлопнул брата по плечу. — Когда я тебе что-нибудь говорил, кроме чистой неприкрашенной правды?
Хью Франклин с перекошенным болью лицом посмотрел на него, кивнул и прошептал:
— Знаю, ты говоришь правду, как сам ее понимаешь. Только понимаешь неправильно. Я во всем виноват, не иначе.
Глядя на эту сцену, любой сторонний наблюдатель признал бы их братьями. Луч водянистого утреннего света, пробившийся в окно над кухонной раковиной и падавший на обоих, высвечивает одинаковый рыжеватый оттенок волос, одинаковые серые глаза, светлые песочные ресницы и брови, аккуратные мелкие черты лица. Они отличаются только комплекцией. Хотя Хью скорчился на стуле, хорошо видно, что он всю жизнь занимается физическим трудом на свежем воздухе. Мускулистые плечи, загрубевшие руки, загорелая обветренная кожа, небритый со вчерашнего дня подбородок покрыт золотистой щетиной.
Бледный, слегка сутулый Саймон явно почти все время сидит в четырех стенах за письменным столом. Это впечатление дополняют очки на лбу, которые он опустил теперь на нос, где им самое место. Очки в старомодной толстой черной оправе, одна дужка неумело обмотана пластырем.
— Конечно, еще рановато, старик, — сказал он, — но тебе надо выпить.
— Не надо. Если снова возьмусь за крепкие напитки, мне конец. — Хью поднял глаза и с трудом улыбнулся.
— Ничего подобного. Одни глоточек. Сиди, я принесу.
