все наши воспоминания связаны с этим домом… Но нам с Флоренс хочется прожить последние годы в комфорте. Мы это заслужили. И мы это получим, — решительно заключила она.
— Вот что я вам посоветую, — серьезно сказал Рон Гладстон, — позвольте мне устроить декоративный прудик вон под той магнолией.
Предложение показалось настолько не соответствующим обстоятельствам, что Дамарис просто вытаращила глаза.
— Если хотите продать, надо устроить что-то особенное, — пояснил Рон, видя ее недоумение. — Сад с водоемом и фонтанчиком может решить дело. Люди часто покупают дома, потому что мечтают о саде.
Дамарис с большим облегчением увидела вышедшую из дома сестру и отмахнулась от искушений мистера Гладстона:
— Извините. — Она поспешила навстречу Флоренс.
По мере приближения радость угасла. Кажется, будто хлипкую Флоренс, одетую почти так, как сестра, вот-вот сдует ветром. «Она младшая, — подумала Дамарис, — а уйдет первой, оставит меня в одиночестве. Необходимо уехать отсюда. Без центрального отопления невозможно прожить еще зиму. Необходимо купить квартиру!»
Она взглянула вдаль на дом, выстроенный из местного камня в стиле викторианской готики, похожий если не на замок, то, по крайней мере, на баронское поместье, и признала, что нечестно говорила сейчас с Роном Гладстоном. С самой собой говорила нечестно. Действительно, она прожила здесь всю жизнь и должна быть глубоко привязана к дому. А на самом деле глубоко ненавидит. Кажется, будто он ее пожирает. Даже в молодости, когда она работала в Бамфорде, приходилось ежедневно ехать сюда на велосипеде сразу после работы, потому что родители ждали к ужину. Другие шли в гости, на танцы, на свидания с молодыми людьми, за которых выходили замуж. Только не она. Ее ждали здесь. Абсолютно не стоит жалеть об отъезде. Плевать, кто купит дом. Плевать, если новые владельцы сровняют с землей эту груду камней. Ни одному Оукли она не принесла счастья.
Обратившись к Флоренс, Дамарис сказала:
— Мистер Гладстон настаивает на пруде и фонтане. Я его изо всех сил стараюсь переубедить. Пожалуй, нам с ним повезло. Сад был совсем одичавшим, пока он не взялся за дело. Помнишь Эванса, который был садовником во времена нашего детства?
— Помню, — кивнула Флоренс. — Он учил нас растить в горшках красную фасоль. Мы эти горшки расставляли на полках в старой теплице, подписывали свои имена на бумажках. Твоя всегда росла быстрей моей, а у Артура вообще лучше всех.
Несмотря на счастливые воспоминания, Дамарис почуяла напряженность сестры, забеспокоилась и спросила:
— Что-нибудь случилось, моя дорогая?
— Почта пришла, — сказала Флоренс Оукли. Налетевший ветер растрепал пряди серебристых волос, закрученных на затылке в аккуратный валик.
Наступило молчание. Дамарис с тяжелым сердцем смотрела на сестру. Она не спрашивала, что в почте. Знала и не хотела слышать. Каждая секунда молчания дорога, потому что, когда слова будут сказаны, все раз и навсегда переменится.
Флоренс слегка выпрямилась с усилием, готовясь огласить нежеланную весть.
— В письме точно сказано. Он приезжает.
— Яды, — изрек Джеффри Пейнтер, — прежде были гораздо популярней, чем нынче. Ах, сосиски в тесте! Что скажешь, Мередит?
— Осторожно, — шепнул Мередит на ухо Алан Маркби. — Возможно, отравлены…
— Джефф опять рассуждает о ядах? — переспросила Пэм Пейнтер, принесшая поднос с сосисками. — Действительно одержимый.
Алан ей улыбнулся:
— Скажу, как скромный коп, я часто имел повод благодарить Джеффа за его познания о ядах. Это нам не раз помогало.
— Только это не повод сейчас его поощрять, — отрезала Пэм. — Неуместная тема, Джефф, ясно?
— Можете себе представить, как она ведет себя на заседаниях совета графства? — риторически спросил Джефф, не реагируя на полученное приказание, и заметил жене: — Алану и Мередит интересно.
— Мы собрались на милый дружеский ужин в честь новоселья, — напомнила Пэм. — Атмосфера должна быть приятной.
Она потащила поднос к другим гостям, набившимся в довольно маленькую гостиную нового дома Пейнтеров. Мередит про себя заключила, что бесполезно приказывать Джеффу не рассуждать о ядах. Он из тех, кто превращает профессию в хобби. Любит свое дело и без конца толкует о нем. Стоит посреди комнаты, полной народу, завладев вниманием слушателей; лысеющая голова поблескивает от жары и от собственного энтузиазма. Разве можно упустить такой шанс?
— Ну, понравилось вам в новом доме? — спросила она, отвлекая его.
Джефф огляделся, будто в первый раз видел гостиную.
— Отлично. Именно то, чего хотела Пэм. На мой взгляд, тесновато, однако жилье современное.
Проходя мимо с пустым подносом, жена уловила последние слова.
— Надо было найти что-нибудь поменьше. Дети в колледже. Тот дом разваливается и требует большого труда. Новые муниципальные дома не всем нравятся, но мне некогда ремонтировать старый. Знаю, Мередит, ты свой коттедж отделала, и замечательно, оригинально и прочее. То есть и до разгрома было замечательно. Но у меня куча дел, кроме дома. Джеффа просить починить что-нибудь и покрасить смысла нет, он безрукий. Я просто хотела переехать, распаковать свои вещи и жить себе дальше. Так и сказала Джеффу: пора переезжать, сейчас или никогда.
Джефф согласно кивал, хоть имел возражения.
— Ей хотелось квартиру поменьше, теперь ничего тут не помещается, а она ничего выбрасывать не хочет.
— Я не стану выбрасывать вещи, которые могут детям понадобиться! — возмущенно воскликнула его жена. — А ты ни с одной своей книжкой не хочешь расстаться! — И добавила, обращаясь к Мередит: — Правда, когда мы смотрели пустую квартиру, комнаты казались больше, но со временем обживемся и все преспокойно расставим.
Пэм с подносом исчезла на кухне, а Мередит оглядывалась вокруг, остро чувствуя новизну жилища, которая висит в воздухе, издавая запах дерева и свежей краски. Даже сквозь ароматы еды и выпивки чувствуется этот особенный запах с химическим привкусом, впитавшийся в новые ковры и шторы. Не только хозяевам нужно время, чтобы устроиться в новой квартире, дом тоже должен к ним приспособиться.
— Мышьяк! — провозгласил Джефф с мелодраматичной ухмылкой, вернувшись в отсутствие жены к излюбленной теме с неизбежностью бумеранга. — Грандиозный яд Викторианской эпохи. Чрезвычайно удобно, всегда под рукой. Почти в любом хозяйстве были средства, включающие мышьяк, для борьбы с грызунами, которые жили даже в самых лучших домах.
— Но ведь поэтому мышьяк было очень легко обнаружить? — вставила Мередит.
— Не каждый врач мог распознать, — объяснил Джефф. — Возможно, симптомы не раз путали с признаками других заболеваний. Даже если полиция подозревала убийство, доказать было трудно.
— С тех пор ничего не изменилось, — с горечью заключил Алан Маркби.
Джефф как бы не услышал.
— Даже в начале шестидесятых годов, — продолжал он, — знаменитая Черная вдова из Лудена вышла из французского суда свободной, благодаря сомнениям в криминалистических доказательствах, тогда как ее обвиняли в убийстве половины собственных родственников и нескольких соседей!
Перед ними выросла могучая фигура Джеймса Холланда.
— Возможно, — примирительно сказал он, — она была невиновна.
