стали приставать ко мне.
Однажды ночью я осознала, что самое лучшее для меня было бы вернуться в Константинополь. Там у меня была семья и много друзей. Кроме того, я скучала по некоторым удобствам. Тём не менее вернуться было не так просто, и я прикидывала, как лучше это сделать, — той же дорогой или через Аль-Мосул. Оба эти маршрута были долгие, тяжелые и сложные. В конце концов мне предложили поехать вместе с семьями других инженеров, возвращавшихся в Константинополь. Нам даже выделили отряд солдат для сопровождения по маршруту от Аль-Мосула до Алеппо. Этот путь был более долгим, чем через Евфрат, но зато более безопасным. Я увидела ясное небо, и уже через пару часов мои чемоданы были собраны. Мне пришлось оставить много вещей, привезенных нами из Константинополя в уверенности, что мы едем в Багдад надолго. Ко мне пришло понимание, что в жизни, в конце-концов, всегда берут верх обстоятельства.
Мы должны были выехать на следующий день утром. Мне сказали, что для меня найдется одно место в машине, но я знала, что нас будет сопровождать отряд кавалерии, поэтому я предпочла ехать верхом. Это, по крайней мере, позволит мне иметь большую свободу и не зависеть от господ, желавших взять надо мной шефство. Командиру отряда не понравилась моя инициатива, но потом он, наверное, подумал, что не стоит спорить со мной, тем более что неудобства верховой езды заставят меня переменить решение. Такое решение меня устраивало, и мы разделились, убежденные, что это оптимальное решение. Я была настроена перенести все трудности и, если моя лошадь не падет от усталости, въехать в Алеппо верхом. Вряд ли этот нелепый караван сможет покрывать более пятнадцати миль за день. Начальник-то считал, что еще до прибытия в Самарру я сломаюсь.
Из Багдада мы выехали на рассвете. Четыре автомобиля, в одном из которых ехало шестнадцать человек, четыре телеги, каждая запряжена шестью мулами. Передвижная пушка, два пулемета, двадцать два верблюда и двадцать четыре солдата и офицера. Я подумала, что на дорогу до Алеппо у нас уйдет вся жизнь. Этот нелепый караван не мог делать более пятнадцати миль в сутки.
Через неделю мы прибыли в Самарру. Путешествовать в разгаре августа было очень тяжело. С двенадцати часов дня мы вынуждены были искать тень, чтобы устроить себе привал. В противном случае животные не выдержали бы.
Начальник отряда быстро удостоверился в том, что я была такой же сильной и подготовленной, как и его офицеры. Кроме того, я решила вести себя благоразумно, чтобы у меня не отняли лошадь и не заставили путешествовать в машине вместе с дамами и детьми. Для меня это было бы унижением, и я не собиралась его выносить.
На рассвете мы собирались очень быстро. Дежурные солдаты разжигали костры и варили кофе. Потом все должны были участвовать в демонтаже и уборке стоянки, а в шесть мы уже были в дороге. Потом шесть часов пути, а в двенадцать программа повторялась. Еда, отдых и ужин в восемь. Вечером раскладывался лагерь до следующего утра.
Вскоре это превратилось в рутину. Жара становилась невыносимой, и когда нам удавалось, то под охраной солдат мы купались в удивительно прохладных водах Тигра.
Это было настоящее удовольствие, и, хотя это считалось нарушением норм, я как могла удалялась, чтобы искупаться наедине.
Эта недисциплинированность мне спасла жизнь. Мы были в центре совершенно пустынного места, но отзвуки военных пушек долетали аж до середины пустыни.
Англичане вели партизанскую войну. Некоторые из них щедро раздавали золото, чтобы отдельные племена восставали против нас. На протяжении многих лет мы, турки, смогли создать целую систему стимулов в этом нецивилизованном пространстве. Арабы нас боялись, курды ненавидели, но, несмотря ни на что, мы могли перемещаться вполне уверенно с одного места в другое.
Британцы хотели «окончить с этим. Они начинали разжигать неприязнь бедуинов и других племен против нас. Они раздавали золото и нечто более ценное — оружие, бинокли, тюки с чаем, привезенным из Индии. Против этих подарков устоять было невозможно, и некоторые племена сдались на милость наиболее щедрых купцов.
С другой стороны, надо признать, что они уже устали от османского господства, а некоторые стали распространять слухи, что султан в Константинополе не настоящий халиф.
Я услышала выстрелы, плавая в одной тихой заводи образовавшейся среди тростников. Я была скрыта от посторонних взглядов, а температура воды была исключительно приятной Сначала я подумала, что кто- то охотится. Это уже бывало и раньше.
Но это было не похоже на охоту. Выстрелы были такими, словно шла атака на наш лагерь. Я быстро выскочила из воды, мигом оделась прислушиваясь к выстрелам. Я находилась относительно близко, метрах в трехстах, но полная тишина, стоявшая вокруг, создавала впечатление, что я была намного ближе.
Я не знала, что мне делать. У меня не было оружия, и ехать верхом в лагерь было бессмысленно. Я взяла лошадь под уздцы зашла в высокие заросли тростника, росшего вдоль реки, и стал ждать, когда уляжется буря. Выстрелы звучали довольно долго потом они стали удалялся и затихли совсем. Я подождала еще около часа, а потом пешком, ведя лошадь за собой и прикрываясь зарослями тростника, подошла поближе, чтобы посмотреть что же произошло.
Я вся дрожала от страха. Я боялась увидеть нечто ужасное хотя и не знала, кто напал на нас и по какой причине. Стараясь не выдать себя шумом, я привязала лошадь к высокому кусту и почта на животе вползла на небольшой пригорок, с которого стало видно место, где мы разбили лагерь.
Группа арабов что-то искала среди нашего багажа. Автомобили полностью сгорели, а солдаты лежали то там, то здесь, как будто смерть застала их перебегавшими от одной машины к другой, женщины и дети стояли кучно и дрожали от страха, а некоторые арабы смотрели на них, словно пытались выбрать себе жертву.
Н была в ужасе и не знала, что предпринять. Если пытаться бежать, то арабы меня сразу найдут. Они ведь знали эти места как свои пять пальцев. Казалось, что спрятаться в пустыне легко но им были знакомы все заросли, места водопоев, тропы, они были способны увидеть на огромном расстоянии зверя или человека о этом я могла убедиться во время нашего путешествия от Алеппо до Багдада.
Со мной была всего лишь маленькая фляга, из которой я отпивала по глотку, пока мы ехали верхом. Я была в отчаянии. Я видела открытые баулы и чемоданы, в том числе и мои.
Но я не собиралась сдаваться. Я хорошо знала, что со мной будет, если меня захватят. Оставалось только одно: попытаться бежать. Если очень повезет, то можно вернуться в Багдад большой осторожностью я вернулась к тому месту, где оставила свою лошадь. Мое отчаяние росло при мысли о том что ничем не могу помочь пленникам. С другой стороны мне было очень жаль убитых солдат и офицеров. Некоторые из них в пути стали выказывать мне знаки симпатии и даже рассказывать о своей жизни… И вдруг это все закончилось.
Моя лошадь проявляла нервозность, мотала вверх-вниз головой. Я подумала, что она может начать бить копытом землю или ржать, и это выдаст меня. Надо было уходить, и как можно скорее. Отойти к тростниковым зарослям и ждать там до ночи. А потом бежать под покровом темноты и при свете луны. Как я и сделала. Арабы продолжали заниматься своим делом, а я, отъехав от них, была во власти смешанного чувства страха и сочувствия к моим товарищам по путешествию. Я долго шла пешком, ведя лошадь под уздцы. Животное привыкло ко мне и следовало за мной как собачка. К счастью, луна светила достаточно ярко. Недостаточно, чтобы ехать верхом, но света вполне хватало, чтобы передвигаться пешком.
Я понимала, что мои шансы минимальны, но я должна была верить в свою звезду. Я хотела верить, что со мной ничего не и это ощущение овладевало мной и придавало мне силы.
Всю ночь я провела в пути без остановок и отдыха. Всякий раз, когда я останавливалась от усталости, вид арабов, выбиравших женщин и детей, заставлял меня продолжать путь.
Я удалялась от реки и шла вдоль какого-то рва, и мне показалось, что это верный путь к Багдаду. Вскоре я поняла, что добраться до Багдада невозможно. Если меня не найдут арабы, напавшие на нас, то солнце и жажда ускорят мой конец.
Друг я испугалась, осознав, что моя лошадь тоже долго не протянет в этой засушливой пустыне. Мне ничего не оставалось, как вернуться к реке, от которой я отошла уже на шесть или семь миль — около трех часов пути.
