наказания. Выходит, Генри потерял и смекалку, и желание.
Я кивнул. Это вполне соответствовало моим догадкам о душевном состоянии Генри. В конце концов, тот факт, что юноша оказался в саду, измазанный кровью и совершенно растерянный, хотя и мог являться признаком его виновности в случившемся, в то же время свидетельствовал в пользу совершенно обратного: Генри не был убийцей, не был человеком, заметающим следы.
– Тем не менее отца он не убивал. Я в этом абсолютно уверен, – твердо заявил Филдинг. – Я знаю мальчика с его малых лет и наблюдал, как он растет. Он странный паренек, угрюмый и замкнутый, но он не убийца.
– Что же тогда нам делать, Адам? Его же повесят!
Судья поднялся. Мрачное выражение его лица сменилось решительным.
– Нам придется положиться на собственные ум и сообразительность, чтобы доказать невиновность Генри.
Должно быть, преимуществом его позиции являлись обширные знания английских законов и судебного дела, но даже я, человек в этих сферах несведущий, понимал, что как только человек попадает в тюрьму, можно считать его случай безнадежным. Обвинения выдвигаются только против виновных, это все знают.
– Но как?
– Мы найдем того, кто убил лорда Элкомба.
Некоторое время спустя мы уже стояли перед роковыми солнечными часами в саду. От всей конструкции остался лишь каменный пьедестал, а медный циферблат и гномон разъединили и убрали, когда снимали тело Элкомба. На камне сохранились бурые следы крови. Как и на траве вокруг. Пение птиц наполняло воздух теплого утра. Порхали бабочки. Солнце светило с обычной его отстраненностью и безразличием.
Пока мы направлялись к саду, Филдинг объяснил мне, зачем я ему понадобился. Ему хотелось, чтобы, я помог ему восстановить ход событий, расставить, так сказать, фигуры на доске (я рассказал ему о схожести между планировкой сада и шахматной доской). Было бесполезно объяснять, что я уже пытался это проделать и потерпел фиаско. Нам предстояло осмотреть место убийства.
Как и в случае с участком под деревом, на котором повесился Робин, Филдинг опустился на четвереньки и тщательно исследовал землю возле пьедестала. В идеале нам бы подошла грязь, сырая и мягкая, на которой хорошо видны отпечатки ног, но дождя не было с тех пор, как наша труппа прибыла в поместье. Впрочем, несколько вмятин в земле по сторонам от пьедестала и чуть подальше от него я все- таки обнаружил. Филдинг объяснил мне, что это:
– Их оставил Генри Аскрей, старший, имею в виду. Последние его следы на этой земле. Представим: он напоролся на острие гномона. Он не может освободиться, потому что у него нет сил или возможности оттолкнуться, чтобы поднять свое тело. В смертельной агонии он колотит ногами по земле, колотит так сильно, что оставляет эти глубокие выбоины. Бедняга.
Меня передернуло от описанной картины.
– Но больше тут ничего нет. Только многочисленные следы людей, снимавших тело. Ничего такого, чего бы я не заметил.
– О чем вы?
– Я уже был здесь. Утром, когда обнаружили Элкомба. Однако во второй раз можно увидеть то, чего не замечаешь в первый.
Этого человека отличала удивительная смесь наблюдательности и ума. Вспомнить хотя бы, с какой точностью он проанализировал меня тогда, в его доме в Солсбери. Кэйт, без сомнений, унаследовала эти качества.
Наверное, образ судьи меня вдохновлял, потому что я тоже рискнул проверить свои силы в умении делать логические выводы:
– Думаю, лорд Элкомб был знаком с убийцей. То есть если это не был его сын, то человек, которого он знал.
– Почему вы так решили?
– Он ему доверял, – ответил я. И потом добавил, вдруг поняв, что такое вполне допустимо: – Или ей.
– Только давайте не будем еще более усугублять положение вещей, Николас. Просто допустим, что это был мужчина. А теперь говорите, что у вас на уме.
– Будьте терпеливы, сэр, вам придется смириться с тем, что я думаю не так быстро, как вы. Итак, кроме раны, которую проделало острие гномона, на теле не было никаких следов насилия.
– Пожалуй, вы правы, – согласился Филдинг.
– Одежда молодого Генри была запачкана кровью отца, однако ни на его лице, ни на его руках не было царапин и ссадин.
– Это значит, что борьбы между отцом и сыном или между ними и кем-нибудь еще не было.
– Да, – сказал я, чувствуя себя менее уверенным в том, что говорю, чем это звучало.
– И все-таки человек мертв.
– Он не ожидал нападения. Элкомб ведь не был вооружен. Его никто не сопровождал. Если он пришел сюда, чтобы встретиться с кем-то, или же встретил кого-то случайно, то не думал, что ему что-то угрожает. И позволил этому кому-то приблизиться, чего бы не случилось, встреть он чужого или врага.
– Согласен.
– Наверняка они перебросились парой фраз, воз можно, Элкомба оскорбили или обвинили в чем-то, и оба все еще стояли слишком близко друг к другу. Тот, другой, мог наброситься на лорда, застав его врасплох, и толкнуть на солнечные часы. А может, он даже не толкал. Просто отступил и поспешно скрылся. При таком раскладе не потребовалось бы никаких особенных усилий или борьбы, чтобы убить Элкомба. Это было проще простого. Поэтому я и предположил, что убийцей могла оказаться и женщина.
Но прежде чем я это произнес, я понял, что не в состоянии представить, чтобы кто-нибудь мог смутить или застать врасплох Элкомба, тем более особа женского пола.
Адам Филдинг раздумывал, поглаживая бородку.
– То есть если мы собираемся найти настоящего убийцу и снять обвинения с молодого человека, то, следуя вашим догадкам, мы должны присмотреться к кругу приближенных Элкомба или тех, кому бы он по крайней мере позволил подойти на близкое расстояние.
– Да, мне так кажется, – сказал я, начав уже сомневаться, что правильно сделал, выдвинув свою версию.
– Тем не менее то, что вы видели ночью, не может быть связано со смертью Элкомба. Вы рассказали о засаде, о том, что одна фигура подкрадывалась к другой. Но это совершенно не походит на то, что вы описали только что касательно убийства лорда.
– Я не знаю точно как, но полагаю, все это связано.
– Что заставляет вас так думать?
– Моя интуиция.
– Что ж, вещь, порой заслуживающая доверия не больше остальных.
– Сэр, у меня есть вопрос. Смерть Робина, ну, лесного жителя… Не может ли она быть как-либо связана с тем, что случилось с Элкомбом?
Филдинг ответил сдержанно:
– Разумеется. Все это связано.
– Вы нравитесь моему отцу, – сказала Кэйт. – Он хорошо о вас отзывается.
– Правда?
– О ваших остром чутье и воображении. Он говорит, последнее у вас особенно развито.
Что это было? Неужели комплимент? Или мне тонко намекнули, что я законченный фантазер?
Вновь я и Кэйт прогуливались вдоль озера рядом с домом. Вели мы себя до крайности благопристойно и чинно, спешу заметить. Заметить с сожалением. Никаких открытых деталей туалета. Кэйт держит меня под руку…
Мы обошли пруд кругом и, выбрав тенистое местечко на склоне холма, уселись на траву, наслаждаясь
