дороге к этому любовному свиданию в гробнице Капулетти. Меркуцио получает смертельную рану от шпаги Тибальта, а затем сам Тибальт умирает от руки Ромео. Между этими двумя – настоящая ненависть, потому что Тибальт только что убил друга Ромео. Схватка же между Тибальтом и Меркуцио, напротив, начинается в довольно веселом ключе, прежде чем все осложняется и задевает жизненно важные ключи, так сказать.

Итак, я играл Меркуцио и посему должен был сражаться и умереть на глазах у публики. Когда дело доходит до побоищ, глаз у публики особенно остр и хочет получить отменное сражение за свои денежки. Лондонцы привычны к пышным шествиям и турнирам, поэтому любая театральная труппа, достойная есть свой хлеб, должна представить хорошую боевую сцену. Не каждый актер является искусным фехтовальщиком, хотя это одно из тех умений – как пение и танцы, – которому с годами ты худо-бедно выучиваешься, даже если вначале от тебя не было совсем никакого толку. На мой взгляд, Меркуцио не такой уж мастер шпаги, вообще-то он скорее мастер слова. Или это потому, что я знал о собственной неловкости в обращении с оружием и переносил это на своего персонажа. В отличие от Ричарда Бербеджа, например, который все еще мог выдать Ромео за профессионала, когда тот обнажает свой клинок. И в отличие от Джека Вилсона, игравшего Тибальта, с которым я должен был драться.

Правда, я уже играл воина прошлой зимой – принца Троила. Но хотя там много разговоров о Троиловой воинской доблести, на сцене она почти никак не проявляется, и я мог спрятаться за стихами Шекспира. Теперь, однако, я должен создавать о себе впечатление не только словами, но и шпагой. Кроме того, я знал, что, если буду когда-нибудь претендовать на более значительные роли – скажем, принца Гамлета, – мне придется доказывать свою ловкость в обращении с рапирой.

Поэтому по прошествии половины спектакля, когда мы уже не были нужны на репетиции, я предложил своему другу Джеку Вилсону еще немного поработать над некоторыми переходами и выпадами на улице. Не нуждались в нас оттого, что, как Тибальт Меркуцио, мы оба были уже мертвы. А предложил потренироваться я потому, что заметил, как Дик Бербедж хмурится на некоторые мои удары. Тебе нужно больше практиковаться со шпагой, говорили его сдвинутые брови, подтверждая то, что я и так уже знал.

Остальные оставались внутри; мы же с Джеком нашли себе уединенное местечко на одной из невозделанных лужаек доктора. Хью Ферн предоставил в пользование труппы гостевые комнаты своего дома и сады. Его щедрость в отношении нас не знала границ. Я связал это с тем, что одно время он и сам хотел стать актером, как говорил Шекспир. Утро было ясное и чистое, отчего на шпили и башни Оксфорда открывался замечательный вид. Мы вскоре взмокли от усилий, – по крайней мере, я взмок.

Джек пытался обучить меня тонкостям различных ударов. Это было необходимо, так как Меркуцио уж точно был знаком со всеми названиями ударов и позициями, что и позволяло ему неплохо проявить себя на площади. В конце концов, он итальянец.

– Нет, Ник, не так, – говорил Джек, стоя возле меня и держа мою правую руку. – Это stocatta. Когда твоя рука проходит под оружием противника и вверх. Вот.

– Я думал, это был imbrocatta.

– Это когда рука проходит над оружием противника. Stocatta обычно направлен в живот, вот так…

Не отпуская моей руки с зажатой в ней шпагой, он сделал выпад вперед.

– Stocatta, – повторил я, – stocatta.

– Забудь о названиях, – сказал Джек. – Если только ты не думаешь, что в один прекрасный день станешь джентльменом и будешь сражаться на дуэлях, а что тебя либо оставят гнить в чистом поле, либо упекут в тюрьму.

– А ты-то откуда их узнал?

– От моего отца. Он питал надежду вывести меня в люди, сделать джентльменом, а не актером. Он предпочел бы, чтобы я ездил верхом и охотился, а не расхаживал по сцене на потребу простонародью.

Удивительно, как иногда узнаёшь что-то новое о людях, которых, ты думал, знаешь. Я бы еще послушал, но Джек, вероятно подозревая, что я тяну время, вернулся к тренировке.

– Лучше концентрируйся на движениях, самих ударах. Не на названиях. Вот – вот так! и так! А теперь я хочу посмотреть, что ты сам можешь сделать, мастер Ревилл.

Джек наблюдал за мной, как учитель фехтования, пока я не освоил удары настолько, что он был доволен – или, по меньшей мере, чтобы я сам был доволен.

– Теперь мы перейдем к volte и punta riversa.

– Если только мы не нужны внутри, – сказал я с надеждой.

Но Джек слишком сильно наслаждался своей ролью наставника и отмел в сторону мое замечание так же просто, как отводил мой клинок. Мы делали выпады и отражали удары, крутились и вертелись на лужайке доктора, как пара танцоров. Было раннее весеннее утро – одно из тех, что, кажется, предвосхищают лето. Пот струился по моему лицу. Наконец, к моему облегчению, Лоренс Сэвидж позвал Джека обратно в дом для повторения одной из сцен, и я остался предоставлен самому себе. Я рухнул, утонув в высокой траве, и положил рядом с собой свой сверкающий клинок.

– Stocatta, imbrocatta, – говорил я с присвистом сквозь сжатые зубы, как истинный итальянец, – volte, punta riversa… pu-u-unta river-r-r-rsa.

Затем я снова встал, поднял с земли свою шпагу и делал выпады, и парировал, все время повторяя названия, которые употреблял Джек. Я чувствовал себя настоящим Меркуцио. Вдруг я остановился. За мной наблюдали.

Откуда-то сверху легонько захлопали в ладоши.

– Bene, – произнес голос.

Я поднял голову и увидел Сьюзен Констант, наблюдавшую за мной со склона над лужайкой с неким подобием того, что могло быть улыбкой веселья. Как любой, кого застали врасплох за совершением чего-то немного дурацкого, я попытался отшутиться.

Я знал, кто она такая, но не хотел признаваться в этом (потому что она могла подумать, что я наводил о ней справки – что я и в самом деле делал), так что я просто поклонился и представился.

– О, я знаю, кто вы, мастер Ревилл. Я видела, как вы привели госпожу Рут на днях. И совсем только что я видела, как вас убивали на дуэли.

– Именно поэтому мне нужно практиковаться, госпожа, – ответил я. – Чтобы меня не убили в следующий раз.

– Но ведь все уже написано, не так ли? Что вы должны умереть.

– Только в этой пьесе. Будучи актером, я восстану и пойду сражаться и на следующий день. Я умирал и поднимался много раз.

– Тогда, возможно, вы тот самый человек, кто может помочь?

– Помочь кому?

– Нам. Мне.

– Вам, леди? Но я даже не вполне уверен, к кому имею честь обращаться.

– Разве? – усмехнулась она. – Что ж, я Сьюзен Констант.

Все это время она стояла надо мной на насыпи; теперь она сбежала вниз по склону, и наши головы не оказались на одном уровне. Я ждал, что она заговорит первой, ибо и вправду представления не имел, чего она хотела.

– Ваша труппа находится здесь, чтобы показать «Ромео и Джульетту» – и сгладить этим любые препятствия, лежащие на пути брака моей кузины?

– Ваша кузина – Сара Констант? А говорите вы, значит, о ее браке с Вильямом Сэдлером. Да, именно поэтому мы здесь, хотя мы также играем во дворе таверны «Золотой крест» для всех желающих. Но вам лучше поговорить с кем-нибудь из старших или с доктором Ферном. Они знают больше, чем я. Я всего лишь простой актер.

– Ваш друг Абель Глейз рассказал мне о вас, – призналась она.

– Я бы тоже мог вам кое-что о нем рассказать.

– Вы сегодня играете в «Золотом кресте»?

– В два часа пополудни. «Потерянную любовь». – Заметив ее озадаченный взгляд, я добавил: – Это название пьесы Вильяма Хордла.

Вы читаете Маска ночи
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату