желанием пообедать вами, и только вами. Поэтому-то я рекомендовал бы исключительную осмотрительность...
— Прости, — оборвал его Кори и, прищурившись, поглядел на тщедушного человечка. — К чему весь этот сыр-бор? Воображаемые опасности? У тебя разыгралась фантазия?
— Нет, — ответил Карп. — Просто сегодня вечером в забегаловке я услышал разговоры о перестрелке на болотах в районе Шестой и Ингерсолл.
— И что?
— Я вспомнил ваше поручение, которое выполнил днем. Я разузнал адрес, который вам был нужен, и, вероятно, вы пошли туда. А адрес был следующим: шестьсот семнадцать по Ингерсолл.
Кори устало ухмыльнулся.
Тщедушный человечек снова взглянул на старомодные карманные часы:
— Меньше чем через два часа наступит день. Если вы подождете до этого момента...
— Нет, — отрезал Кори и направился к выходу.
— Как ваш друг, я настаиваю, — проговорил Карп. — Я приготовлю кофе.
— Кофе? — Кори снял руку с дверной ручки. — Кофе я бы выпил.
— Я сейчас приготовлю, — откликнулся коротышка и занялся крошечной плитой с одной горелкой, растапливаемой углем, которую он вытащил из угла комнатушки.
На полу рядом с кроватью стоял стеклянный кувшин, наполовину наполненный водой. Карп налил немного воды в кастрюльку и поставил ее на плиту. Из-за книжной полки он достал пару чашек, два блюдца и ложки, крошечную сахарницу и банку растворимого кофе. На банке этикетки не было. Карп поднял ее и показал Кори:
— Это мой собственный сорт. Я разбиваю молотком кофейные зерна, которые заимствую то здесь, то там — разных турецких и сирийских сортов и так далее. Конечно, это требует значительных затрат времени и усилий. Молоток — неудобный инструмент, и я серьезно подумываю отказаться от него и прибегнуть к ступке и пестику. Но с другой стороны...
— Извини, — прервал его Кори. Он сидел на краю постели и обшаривал карманы. — У меня кончились сигареты. У тебя не найдется?
— Сколько угодно, — ответил Карп, опять подошел к книжной полке, сунул руку за нее и извлек картонную коробку, в которой лежало несколько сложенных листков папиросной бумаги и бумажный пакет, набитый табаком. Проворные пальцы Карпа принялись за работу.
— Откуда ты берешь табак? — поинтересовался Кори.
— От поставщиков, — отвечал Карп, что подразумевало, что он подбирает окурки на улице.
С фантастической скоростью и точностью тщедушный человечек скрутил две сигареты. На плите закипела вода, и он сварил кофе. Какое-то время они молча пили кофе и курили.
Наконец Карп заявил:
— Я хочу вам кое-что сказать. То есть я считаю, что вы вправе быть проинформированным...
— О чем?
— Обо мне, — ответил тщедушный человечек.
Кори посмотрел на него. На лице Карпа отразилась тоска, согретая еле уловимой печальной улыбкой.
Карп продолжал:
— Из нашей договоренности, с обещанием взаимного уважения и доверия, следует, что никто ничего не утаивает, ровным счетом ничего. Также из нее следует, что сказанное в стенах этой комнаты останется в ее пределах. Я понятно выражаюсь?
Кори кивнул.
Коротышка отхлебнул кофе, неторопливо затянулся, выпустил дым и сказал:
— На самом деле меня зовут не Карп.
Снова воцарилось молчание. Потом Карп продолжил:
— Суть в том, что это сокращение от моего настоящего имени. То есть вынужденное сокращение имени, вызванное необходимостью приспособиться к окружающей среде, чтобы обеспечить мне выход из камеры, обитой звукоизоляционным материалом. — Извини, — сказал Кори, — твои выражения выше моего понимания.
— Хорошо, попробуем иначе. — И тщедушный человечек заговорил так, как говорит обычный обитатель предместья или завсегдатай забегаловки: — Дело в том, что Карп когда-то был Генри К. Карпентером с женой и четырьмя детьми, изрядными владениями на Мэйн-Лайн. Банковские вклады, унаследованные от моего старика, приносили где-то около тридцати кусков в год. К тому же он оставил мне старинную картонажную фабрику. Семейство владело ей со времен Йорктаунской кампании или вроде того. Поэтому жизнь для меня была сладкой с самого начала. От меня ничего не требовалось — только плыть по течению. Вот что значит быть Карпентером. Частная школа в Швейцарии, потом Дартмутский колледж и полуторагодовое кругосветное путешествие. Билеты на пароходы только в первом классе, номера в лучших отелях. После этого по семейной традиции я стал членом клуба, для вступления в который требуется аристократическое происхождение. И конечно же все это воспринималось мной как само собой разумеющееся. В те времена все, что со мной происходило, было просто замечательным. Особенно то, что произошло немного позже, — четверо маленьких Карпентеров и их мать.
Карп надолго замолк. Он смотрел в стену, но его взгляд был устремлен сквозь нее — за фасад дома, за мощенную камнями улицу, за все улицы и проулки предместья — куда-то вдаль.
Потом он заговорил вновь:
— Я вам скажу о ней одно: это был уникальный случай. Или явное исключение из правил, поскольку, когда женишься на девушке, которую выбрало для тебя твое семейство, это скорее деловая сделка, чем что-то другое. Это нечто совсем иное, чем женитьба по своему выбору, и я имею в виду не только спальню, но и общение. Но позвольте мне вам сказать: те девять лет, что я прожил с этой женщиной, были годами полного счастья. Эта женщина словно сошла с картины Рафаэля. Я вам говорю: она была из другого мира. И вот однажды летом, теперь уже двадцать три года назад, она посадила детишек в машину, всех четверых. И они поехали к морю. По той дороге, что идет по набережной высоко над рекой... — Карп на мгновение закрыл глаза. Его лицо ничего не выражало. — Имелся только один свидетель. Какой-то фермер. Он утверждал, что это был наезд, и виноватый с места происшествия скрылся. Он не мог описать грузовик, говорил только, что тот был большим и мчался на предельной скорости. Водителя грузовика так и не нашли. Но тот фермер видел, что грузовик ехал за автомобилем, потом, обгоняя, задел его, и автомобиль свалился с набережной в реку на глубину сорока футов. Со всеми пятерыми, — уточнил Карп. — Внизу было сорок футов воды, а машина превратилась в груду искореженного металла. Через несколько дней автомобиль подняли, и я увидел то, что осталось в салоне. Меня не пускали, но я настаивал, и им пришлось вколоть мне успокоительное.
Кори поморщился.
Тщедушный человечек продолжал:
— Все списали на несчастный случай. Но, знаете ли, я в это не верю. Конечно, это мог быть и несчастный случай. То есть я хочу сказать, доказательств обратного нет. К тому же в то время я был несколько не в себе и не сумел сформулировать четко свои предположения. Но потом, несколько лет спустя, я стал размышлять о случившемся. Я старался гнать от себя эти мысли, убеждал себя, что это бесполезно, потому что я никогда не узнаю наверняка, был ли это несчастный случай или нет.
Кори скорчил недоуменную гримасу.
— Итак, я не знал этого тогда, не знаю сейчас и никогда не узнаю, — проговорил Карп. — Но я могу сказать со всей определенностью: если это не был несчастный случай, это было заказное убийство.
— Но почему?
— Судя по обстоятельствам, — ответил Карп. — Моя жена занималась общественной деятельностью. И не так, как это представляют в светских новостях — все сидят за столом на ленче и улыбаются фотографу. Моя жена была настоящей труженицей. Она отдавалась этому делу вся. Но назвать ее труженицей — значит ничего не сказать. Потому что она была защитницей. Она защищала бедных и обездоленных, тормошила инспекторов по здравоохранению и строительству, а особенно пожарных. Она призывала их самим отправиться в предместье и увидеть все собственными глазами и...
