глазах его светился мягкий юмор, на лице всегда сияла приветливая улыбка. Хорошее настроение почти никогда не покидало его – даже повиснув на поручнях с риском свалиться за борт, он продолжал взирать на мир с философским спокойствием.
Он был не очень высок, едва ли чуть выше Клер, но гибок, хорошо сложен и держался с большим достоинством. Как-то он признался, что, живя в Эдинбурге, немного занимался боксом, и Рэнд сразу же догадался, откуда у доктора такая легкая, пружинистая походка. Он тоже был рыжим, но в отличие от Рэнда, чьи волосы цветом напоминали старую медь, огненная шевелюра доктора даже в темноте горела, как факел. Каждый раз, когда он смотрел на Стюарта, в голове Рэнда вспыхивала одна из соленых морских шуточек: «Восход алый – моряк не плавай!» Он понимал, что это несправедливо, но ничего не мог поделать. А заканчивалась поговорка так: «Вспыхнул закат – моряк будет рад!»
– Я собираюсь подняться на палубу, так что, если хотите, присоединяйтесь ко мне, – предложил ему Рэнд.
– Да нет, я останусь с мисс Банкрофт, – взглянув на Клер, отказался доктор, – если вы не возражаете.
– Он обращается к вам, мисс Банкрофт, – вмешался Рэнд, видя, что Клер молчит. – О! – Она смущенно вспыхнула.
На скулах Рэнда заходили желваки. Конечно, он понимал, что у Стюарта нет такого опыта в обращении со слепыми, как у миссис Уэбстер, к тому же он совсем не знал Клер, но, по мнению капитана, сама профессия врача уже обязывала его быть более догадливым.
– Вы должны обращаться к ней по имени, доктор, иначе как же мисс Банкрофт узнать, что вы спрашиваете ее?
Стюарт побагровел от неловкости так, что лицо его по цвету практически слилось с волосами.
– Конечно, – забормотал он. – Ради Бога, простите! Клер нахмурилась. Суровая отповедь Рэнда явно пришлась ей не по вкусу. Сама она сделала бы это тактичнее.
– Забудьте об этом, – мягко сказала она. – Да, и, пожалуйста, зовите меня Клер. К чему так официально – «мисс Банкрофт», раз уж мы так долго будем вместе?
Распахнув дверь каюты, Клер пригласила доктора войти. И невольно подумала: показалось ей или нет, что удаляющиеся шаги капитана прогрохотали как-то уж подозрительно тяжело?
«Цербер» вошел в порт Чарлстона четыре дня спустя. Часть команды осталась на судне, остальные должны были провести на берегу без малого две недели.
Катч отправился вперед, в «Хенли», дать знать о возвращении хозяина, а Рэнд занялся поисками экипажа, который должен был доставить его вместе с пассажирами и их багажом на плантацию. Когда это было сделано, он сам уселся на козлы и стал ждать, когда доктор Стюарт устроит поудобнее Клер. Он тронул лошадь, не дожидаясь, пока Стюарт последует за ней, и доктору пришлось прыгать чуть ли не на ходу.
– С вами все в порядке? – с тревогой спросила Клер, услышав его испуганный возглас и почувствовав, как он мешком свалился на сиденье возле нее.
– Да-да, все нормально, – пропыхтел добродушно доктор, выпрямляясь. – Капитана можно понять. Держу пари, подплывая к Лондону, мы с вами тоже будем приплясывать от нетерпения.
«Может, и так», – мрачно подумала она, но непохоже, что Доктор Стюарт при этом станет толкаться, не заботясь о том, что может сбить кого-то с ног. Однако она благоразумно оставила эту мысль при себе. Меньше всего ей хотелось привлекать внимание Рэнда. Матросы поговаривали, что, когда капитан в таком настроении, лучше держаться от него подальше. Все как один, даже Катч, молча занимались своими делами, стараясь не попадаться ему на глаза.
– Расскажите мне, что вы видите, Маколей, – попросила Клер.
Рэнд изо всех сил старался не прислушиваться – ему было нестерпимо слышать, как какой-то чужак описывает город, который он любил. Увиденный глазами незнакомца, город тоже становился для него чужим. И потом, разве доктор сможет как следует описать прямые, как стрела, дороги, убегающие вдаль, или изумительные сады, выглядывающие из-за оград домов, мимо которых они проезжали? Откуда он мог знать историю особняков, покрытых великолепной лепниной? Да и где ему было взять подходящие слова, чтобы передать те восхитительно- нежные пастельные тона, в который они были окрашены? Разве он был знаком с хорошенькими юными женщинами, выходившими на балкон, чтобы упиваться клятвами возлюбленных? Разве только одни торговцы выстроили себе особняки в Бэттери? Да каждый из тех плантаторов, чьи земли расстилались вдоль берегов Купера и Эшли, внес свою лепту в создание того архитектурного чуда, в которое превратился его любимый город! В летние месяцы все, кто принадлежал к сливкам Чарлстона, покинув богатые рисовые и индиговые плантации, перебирались сюда, сменив удушливые испарения малярийных болот и страшную жару на свежий морской воздух.
Но вот они выехали из города, и особняки остались позади. Мерный цокот лошадиных подков по проселочной дороге стал глуше, стих городской шум и голоса прохожих. Над их головой проплывали облака. Благоухание цветов смешивалось с пряным смоляным запахом разогретых солнцем сосен; воцарилась тишина, нарушаемая лишь болтовней вьюрков и крапивников – постоянных обитателей Каролины.
Они проезжали мимо плантаций, где хозяйские дома, недавно восстановленные после войны, с трудом сохраняли остатки былого великолепия. Что не разрушили янки, то уничтожили «саквояжники». Гордые семейства, чьи ряды изрядно поредели после войны, делали все, что в их силах, чтобы сохранить свои земли.
Семья Рэнда Гамильтона не была исключением. Он подумал об этом, как только кобыла свернула на подъездную дорожку, ведущую к «Хенли», У самого входа, перед воротами, из кирпичей было выложено новое название усадьбы: «Конкорд». Рэнд вдруг почувствовал, что у него сжимается сердце.
Услышав от Маколея, что они приближаются к поместью, Клер напряженно застыла. Хотела бы она сейчас увидеть дом глазами Рэнда, да еще после столь долгого отсутствия! Не может быть, чтобы он был всего лишь прямоугольником из красного кирпича с белыми колоннами у входа и такими же белыми ставнями, как описывал его доктор! А как же солнечные зайчики, играющие в стеклах, благодаря которым стены кажутся теплыми? И дым, кольцами поднимающийся из каминных труб? И неужели же никто не выбежал на балкон, чтобы радостно помахать Рэнду?
Завидев вдали «Хенли», Рэнд попридержал лошадь.
– Кирпич привезли из Англии, – коротко объяснил он. – Его обычно используют на судах как балласт. По семейной легенде, потребовалось не меньше семи судов и еще долгих пять лет, чтобы сделать «Хенли» таким, как вы его видите. Только тогда хозяин поместья был удовлетворен. Он и его невеста все это время жили в бревенчатой хижине на берегу реки, обрабатывали землю и строили планы на будущее. Теперь этой хижины уже нет. Мой дед приказал снести ее, чтобы сады могли спускаться к самой воде. Правда, теперь от них мало что осталось. Во время войны их вырубили и сожгли.
Клер с радостью слушала бы о доме и дальше, но Рэнд неожиданно осекся, будто только сейчас заметил, что он не один. Клер услышала, как в воздухе резко свистнул сплетенный из китовой кожи кнут и опустился на спину лошади. Экипаж резко дернулся и быстро покатился вперед. Больше Рэнд не произнес ни слова.
«Что ж, этого вполне достаточно», – подумала Клер. Теперь она догадывалась, что видел Рэнд, когда смотрел на «Хенли»: историю и традиции своей семьи.
Джебедия Браун поспешно подскочил к повозке, чтобы взять кобылу под уздцы, и Рэнд торопливо спрыгнул на землю.
– Добро пожаловать домой, масса, – сияя, проговорил он. – Счастлив видеть вас снова в добром здравии!
– Да, я вернулся, Джеб! – Рэнд бросил недоумевающий взгляд в сторону крыльца, словно ожидая там кого-то увидеть. – А где мама? И Бриа?
Джеб оглянулся, и его сияющая улыбка моментально увяла.
– Миз Фостер неважно себя чувствует весь день. А мисс Бриа… она пошла прогуляться к реке, чуть только услышала, что вы возвращаетесь не один, а с гостями. Вы ведь помните, какая она стеснительная!
– А Оррин? Где он?
Коротко кивнув в сторону последнего окна на первом этаже, Джеб украдкой сделал такое движение, словно опрокидывал в рот рюмку.
Рэнд угрюмо кивнул:
– Позаботься о лошади, хорошо, старина? – Потом повернулся и увидел Клер и доктора, робко стоявших возле экипажа. Оставалось только гадать, заметил ли доктор пантомиму, которую только что разыграл Джеб, и хватило ли у него такта промолчать. Сообразил ли он, что человек, ставший хозяином «Хенли», превратился в законченного алкоголика?
– Добро пожаловать в «Конкорд», – бесстрастно произнес Рэнд. «Нет, это больше уже не мой дом, – устало подумал он. – Это уже не „Хенли“». – Пойдемте, я провожу вас в отведенные вам комнаты.
У дверей их встретила Адди Томас и радушно пригласила гостей в дом. Ее улыбка была ничуть не менее сияющей, чем у Джебедии.
– Ваша матушка просит вас прямо сейчас подняться к ней, – кинулась она к Рэнду. – Поспешите! Она и так уже расстроилась, что не смогла спуститься вниз и встретить вас.
– Идите же, – подтолкнула его Клер.
Рэнд заколебался. От необходимости самому решать, что делать, его спасло появление Катча на верхних ступеньках лестницы. Оставив Клер и доктора в его надежных руках, он поспешил в комнату матери.
Элизабет Гамильтон, теперь Фостер, с комфортом устроилась в широкой удобной постели, со всех сторон обложившись подушками и подложив еще одну себе под спину. Это была миниатюрная женщина с медно-рыжими, как у сына, волосами, которые лишь кое-где на висках слегка посеребрила седина. Ее кожа, тщательно оберегаемая от лучей палящего солнца, сохранила нежный оттенок свежих сливок – если не замечать чуть желтоватого синяка на одной щеке, бросавшегося в глаза, как кусок мокрой
