Джо Гудмэн
От всего сердца
Пролог
— Я думал, ты не придешь. — Гаррет Денисон долго смотрел на брата, прежде чем подойти к его столику. — Мне нужно было убедиться, что ты уже здесь. Я и сейчас не верю своим глазам.
Грэм пожал плечами и выдвинул стоявшее рядом кресло носком запыленного сапога.
— Садись, — негромко сказал он. — Ты привлекаешь к нам внимание.
Иронически усмехнувшись, Гаррет опустился в кресло.
— Выпьем? — Он бросил взгляд на покрытый пылью костюм брата. От прежней щепетильности Грэма в вопросах одежды не осталось и следа. Его куртка была измята, на правом рукаве виднелась дыра, серебристая вышивка на сорочке протерлась. Брюки, слишком широкие в поясе, висели мешком. Грэм явно переживал не лучшие времена. Казалось, он в одежде с чужого плеча.
— По-моему, тебе не повредит выпить, — любезно добавил Гаррет.
— Бурбон.
Гаррет жестом подозвал женщину, которая сновала между столиками, уворачиваясь от рук завсегдатаев, норовивших ущипнуть ее.
— Бурбон. Две порции.
Женщина кивнула и тут же шлепнула по очередной мясистой ладони, выдергивая подол юбки. Гаррет, на мгновение задержав на ней взгляд, посмотрел на брата.
— Не самое подходящее место для тебя.
— Я здесь не случайно.
Только сейчас Гаррет в полной мере ощутил силу жесткого взгляда Грэма. Его серо- голубые глаза словно пронизывали собеседника насквозь. Оказавшись под их прицелом, каждый чувствовал себя виноватым, даже если ему не предъявляли никаких претензий. Но Гаррет не дрогнул. Давно миновали те времена, когда старшему брату удавалось смутить его одним суровым взглядом. Сегодня вечером Грэм явно был не в своей тарелке, а то и не в своем уме, и его взоры не оказывали на Гаррета ни малейшего воздействия.
— Какие цели ты преследуешь, Грэм? Я постараюсь тебя понять.
Грэм сомневался в этом. Заметив, что им несут заказ, он подождал, пока перед ними поставят бокалы, и только после этого начал говорить. Грэм назначил встречу в таверне Гилпина в чарлстонском порту именно потому, что привык скрываться в подобных местах. Здесь его никто не знал. Последние три месяца фамилия и приметы Грэма появлялись на первых полосах газет всех крупных городов, но таверна Гилпина находилась неподалеку от его дома, и он мог скрыться без особого труда.
Одежда, потертые сапоги и темная густая шевелюра, которая явно нуждалась в ножницах и расческе, превращали его в безликого бродягу, ничем не отличавшегося от завсегдатаев таверны Гилпина. Опасаться здешней публики не приходилось; в большинстве своем это были окончательно опустившиеся жалкие пьянчужки. Этим вечером Грэм не ждал неприятностей. Скорее всего никто его не узнает, а даже если и узнают, вряд ли станут что- либо предпринимать.
Грэм приложил немало сил, чтобы принять облик отчаявшегося, готового на все подонка, и теперь с сожалением смотрел на костюм Гаррета: брат оказался не столь предусмотрителен.
— Мог бы одеться более подходящим образом.
Гаррет разгладил кончики темных усов.
— Я не знал, что это за место, пока не очутился здесь. Ты, верно, думаешь, что я хочу остаться незамеченным. Вынужден тебя разочаровать. Мне безразлично, если здешний сброд узнает меня и даже если набросится на тебя. Если же мне захочется либо ты дашь мне повод, я сам встану из-за стола и укажу на тебя пальцем. Ты предатель, Грэм. Ты предал семью и друзей. Ты предал Юг. — Гаррет взял со стола стакан, поднес его к мерцающему огоньку фонаря и внимательно присмотрелся, проверяя, хорошо ли он вымыт. Убедившись в том, что это так, Гаррет поднес его к губам и сделал большой глоток.
Глядя на румянец, заливший красивое лицо Гаррета, Грэм чуть заметно улыбнулся. Жаль, что у брата усы. Они скрывали капли пота, которые, как полагал Грэм, проступили на его верхней губе. Он едва не расхохотался, увидев, как Гаррет холеной рукой откинул со лба черные волосы, старательно напуская на себя безразличный вид.
— Это не та водичка, к которой ты привык, — негромко обронил Грэм.
— А ты почему не пьешь?
Грэм поднял свой стакан.
— Желаю тебе здоровья и успехов, малыш. — Он проглотил изрядную долю содержимого стакана.
Гаррет от души расхохотался, глядя, как откашливается Грэм.
— То-то же.
Грэм вынул из кармана носовой платок и промокнул глаза.
— Та бурда, что дедушка гонит на своем аппарате, спрятанном в лесу, получше этой. — Допив остатки, он один палец показал подавальщице и посмотрел на брата. На лице Гаррета отразился испуг, сменившийся готовностью принять вызов, и Грэм выставил два пальца.
— Такой дрянью и отравиться недолго. — Гаррет пожал плечами. Видимо, никто из завсегдатаев не разделял его отвращения. Жалкие ублюдки. Худощавый Гаррет поудобнее устроился в деревянном кресле с высокой спинкой, вытянул ноги под столом и скрестил руки на груди. Ему в голову пришла запоздалая мысль, что он сидит точь-в-точь как Грэм.
Появление братьев на свет произошло с интервалом в одиннадцать месяцев. Если забыть об этом обстоятельстве, то, как нередко отмечали окружающие, их можно было принять за близнецов. Они были примерно одного роста — на дюйм выше шести футов — с густыми и блестящими темными волосами, напоминавшими мех соболя, и еще более темными бровями и ресницами. Их четко вылепленные лица принадлежали к тому типу, который особенно прельщал скульпторов эпохи Ренессанса. Гаррет еще в колледже отрастил усы, но были и другие отличия, более или менее заметные, благодаря которым близкие знакомые не путали братьев.
Ярко-синие глаза Гаррета притягивали к себе, как океан, а серо-голубые глаза Грэма со стальным отливом держали окружающих на расстоянии, даже когда он бывал в добром расположении духа. Грэм Денисон ограничивался приятельскими отношениями с людьми, тогда как Гаррета обычно окружали преданные друзья.
— Ты говорил кому-нибудь о том, что встретишься со мной? — осведомился Грэм.
— Нет, но не потому, что ты просил об этом, а чтобы не замарать своего имени. Бабушка еще могла бы меня понять. Отец тоже, хотя вряд ли. Но больше никто, Грэм. Дедушка отказался от тебя. Мама запрещает упоминать твое имя. Ты для них умер.
— А Элис? — спросил Грэм.
— Давай не будем о ней. Ты мертв и для нее, и не смей говорить о ней.
— Мы собирались обвенчаться. Это дает мне кое-какие права.
— Так было прежде, но она порвала с тобой еще до того, как стало известно о твоих мерзких делишках. Элис вполне довольна выбором, который сделала.
— Когда свадьба? — осведомился Грэм.
— В июне. — Гаррет чуть заметно улыбнулся. — Мама говорит, это именно то, что нужно, чтобы в «Бью-Риваж» поскорее забылась прежняя помолвка.
— Со мной?
Гаррет кивнул.
— Мы все рады, что ты затянул со свадьбой. — Он поднес бокал к губам. — Пожалуй, пора приступить к делу, если, конечно, ты не хочешь попасться кому-нибудь на глаза.
Грэм шевельнулся в кресле и стряхнул пыль с куртки изящным, чуть брезгливым жестом, каким, бывало, смахивал нитку с безупречно отутюженного рукава. Его манеры не вызывали ничего, кроме досады, ибо совсем не вязались с его нынешним обликом. Он невесело усмехнулся. Старые привычки…
— У меня нет ни малейшего желания совать голову в петлю. — Грэм внимательно посмотрел на брата. — Ведь, кажется, именно петля ожидает меня, если я попадусь?
— Если только кто-нибудь не пристрелит тебя на пути к виселице. Ты отлично сознавал грозящую тебе опасность, когда решил вернуться сюда. Зачем тебе это понадобилось? Почему ты уехал из Бостона? Газеты Севера наперебой прославляют твои подвиги. Я не в силах упомнить всех имен, которыми они тебя окрестили. Освободитель. Избавитель. Спаситель чернокожих рабов. Последнее прозвище грешит многословием. Чернокожий раб. Разве может невольник быть белым? По праву рождения мы занимаем другое положение в обществе.
Грэм промолчал. Брат слишком откровенно провоцировал его на ответную грубость, поэтому на его слова не стоило обращать внимания.
Впрочем, он верил тому, что говорил. Гаррет Грэм знал: брат убежден в своей правоте. Именно таких взглядов придерживались в «Бью-Риваж» и на всем рабовладельческом Юге.
— Какое же имечко присвоили тебе освобожденные тобой рабы? — Видя, что Грэм пропустил его вопрос мимо ушей, Гаррет продолжал:
— Сокольничий. Кажется, так я и читал. Да, именно так.
— Возможно, ты не ошибся.
— Нет, не ошибся. Скажи-ка, Грэм: Битей, Генри, Старый Джек, Эви, Малыш Уинстон… — Гаррет перечислил имена лишь некоторых рабов, бежавших из «Быо-Риваж». — Это ты помог им скрыться через «Подземку»?[1]
— Да. — Заметив удивление брата, Грэм спросил:
— Не ждал, что я признаюсь?
— Твоя самонадеянность по-прежнему превосходит твой ум.
— Ты всегда недооценивал меня.
— Я недооценивал только силу твоего характера, Грэм. И пожалуй, еще твою преданность. Мне казалось, тебе на все наплевать. Ты никогда не был так верен семье, как чернокожим. До чего же ты нас всех ненавидишь, — задумчиво добавил он и, не дав Грэму времени подтвердить или опровергнуть свои слова, продолжал:
— Разумеется, беглецы из «Бью-Риваж» составляют лишь ничтожную часть освобожденных тобою. Если верить газетам, ты приложил руку к побегу более двухсот невольников из всех южных штатов.
— Мои подвиги сильно преувеличены. Их от
