– Там находилось мое семя, – с расстановкой произнес он. – Я слил его на простыню, вместо того чтобы отдать вам.
– Тогда ребенка не будет.
Тяжело вздохнув, он схватил книгу и раскрыл ее. Он ткнул пальцем на рисунок, изображающий пару на кровати:
– Вот так женщины беременеют.
Рия явно испытала облегчение.
– Тогда у людей происходит так же, как у других животных. Я все время сомневалась в этом.
– Ну что ж, теперь вы обрели уверенность. – Он резко захлопнул книгу, чуть не ударив себе по пальцу, и убрал ее в ящик, с грохотом его закрыв. Когда он обернулся к Рии, то застал на ее лице улыбку, которую она поспешила скрыть. – Получили удовольствие? – спросил он.
– За ваш счет.
– Хорошо, что я могу себе его позволить. – Он указал на дверь: – Клянусь, я выставлю вас сам, если вы сейчас же не уйдете.
Рия скинула одеяла и опустила ноги на пол. Обойдя кровать, она нашла свои тапочки, всунула в них ноги, поправила пояс на халате.
– Спокойной ночи, ваша светлость.
Уэст не стал просить ее называть его менее официально.
Он лишь кивнул и многозначительно посмотрел на дверь. Когда дверь за ней закрылась, он опрокинулся на кровать и накрыл лицо подушкой. У него оставалось лишь две альтернативы – задушить себя или умереть от смеха.
Уэст проснулся поздно и позавтракал у себя в комнате.
Флинч ничего не сказал в ответ на его просьбу заменить постельное белье, но Уэст не упустил из виду его взгляд из-под приподнятых бровей. Приняв ванну и одевшись, Уэст отпустил Флинча и запер дверь. Из- под кровати он достал два свернутых в рулон холста и положил их на кровать. Он должен найти иное место, чтобы спрятать их, – под кроватью их могла заметить горничная во время уборки. И если любопытство подвигнет ее развернуть холсты, то неприятностей у него будет куда больше, чем из-за той проклятой книжонки.
Уэст снял тесьму с одного из рулонов и осторожно развернул полотно. Цвета на нем были такие яркие и вибрирующие, что глаза его не выдержали, и он едва не зажмурился. Глубокий синий дамасский шелк покрывал кушетку, золотистые и платиновые блики светились на белокурых распущенных волосах женщины, полулежавшей на кушетке и покрывавшей ее своими роскошными прядями, рассыпавшимися также и по резной спинке. Темно-рубиновый бархат портьер на заднем плане глубокими складками ниспадал до самого пола. Женщина протянула к ним руку, как будто собирал ась отодвинуть портьеру и впустить в помещение яркий солнечный свет. Уэст вдруг подумал, что источника света не видно на изображенной художником картине. Ни лампы, ни свечей, ни огня.
Но сама женщина излучала свет. Она полулежала нагая на кушетке, одна нога ее приподнялась, руку она закинула за голову. Кожа ее могла посрамить жемчуг самой чистой воды, глаза ее, подернутые дымкой, чуть блестели, как блестит полированный оникс. Она чуть прогнулась в спине и приоткрыла влажные губы. В просвете губ виднелся розовый кончик языка, касавшийся ряда жемчужных зубов. Бледная грудь представлялась тугой и полной, с напряженными сосками. Волосы на лобке влажно поблескивали – свидетельство ее возбуждения и семени тех мужчин, что уже взяли ее.
Она находилась не одна в этой роскошной эротичной комнате. Художник поместил вместе с ней на картине троих мужчин. Двое стояли у стены, повернувшись к зрителю спиной, а третий, пенис которого находился в состоянии эрекции, а ноги слегка согнуты, наклонился к женщине, словно в следующее мгновение собирался схватить ее за лодыжки и рывком придвинуть к себе. Еще мгновение – и ее длинные ноги обовьются вокруг него, и он войдет в нее. Рывком. Глубоко. С усилием.
Уэст мог бы восхититься картиной, ибо художник весьма талантлив, но применение его таланта вызывало немалое беспокойство. Он присел на край кровати и свернул холст, затем перетянул его тесьмой. Именно в таком виде он нашел холст в кабинете Беквита – не в рамке на стене, где уместнее разместить подобное произведение, но на стеллаже, где рулон всегда под рукой, вместе с парой десятков ему подобных. Так не хранят ценные произведения искусства, на которых и краска кое-где облупилась.
Вчерашний гостеприимный хозяин, быть может, все еще не знает, что гость злоупотребил его гостеприимством. Если повезет, он не заметит пропажи до того момента, пока Уэст не вернет ему взятое. Уэст не собирался ничего красть из частной библиотеки, когда он впервые вошел туда. Покопаться в библиотеке Беквита Уэст захотел, когда хозяин, сославшись на срочные дела, фактически выставил его из дома. Уэст не стал отъезжать далеко от дома, но, выждав определенное время, заметил Беквита, выезжавшего из поместья верхом. Вначале Уэст решил проследить за ним, но заснеженные поля не давали возможности спрятаться, и Уэст решил не рисковать. Однако он понял, что Беквит направляется в сторону Гиллхоллоу. Собирался ли он в академию мисс Уивер, неизвестно, но уже сама возможность ее посещения показалась Уэсту довольно интригующей.
Уэст поехал назад, к поместью Беквита, и терпеливо дождался темноты. Пробраться в дом для Уэста труда не составило. Не имея четкого представления о том, что он должен найти, Уэст действовал наугад, но неторопливо и тщательно, как учил его когда-то полковник. Математика помогала ему и тут, он просто решал систему уравнений со многими неизвестными. Его цель заключалась в том, чтобы ближе узнать личность Беквита.
Уэсту не пришлось долго искать. На письменном столе лежали документы, не представлявшие интереса: письма, счета, записи, касающиеся ведения дел в поместье, рекомендательное письмо для слуги, которого он собирался уволить. Но стоило Уэсту заняться книжными полками, как он наткнулся на поразительную коллекцию эротических произведений.
Нельзя сказать, что все книги Беквита посвящались известной теме. Среди них стояли произведения Свифта, Джонсона, Сервантеса, Филдинга и Марлоу. Библиотека делала честь хозяину и служила доказательством, что Беквита интересовала не одна лишь «клубничка».
Взяв книгу наугад, Уэст наткнулся на книгу маркиза де Сада «Философия в будуаре». В том же ряду стояла «Жюстина» того же автора. Уэст нашел немало произведений менее известных авторов, но разделявших вкусы де Сада, порой не видевшего различий между сексуальным наслаждением и кровавой
