– Поплачь, милая девочка. Моя мама всегда говорила, что слезы смывают нечистые мысли, и мы все видим яснее.
– Я люблю его, Белла.
Она похлопала Натали по коленке.
– И что ты собираешься делать?
– Не знаю. Он ушел от меня. – Натали закрыла лицо руками.
– Тебе не приходило в голову, что Купер, возможно, прав? Не слишком ли ты снисходительна с Розой?
– Она много пережила. Я не могу причинить ей еще больше горя.
– Душа моя, вы с Лили пережили то же самое. Нельзя позволять Розе верховодить.
– Она не плохая девочка.
– Она – бриллиант чистой воды, но и бриллиант нуждается в огранке.
– Ох, Белла. Я, право, не знаю. У нас с Купером никогда ничего не получится. Он так же, как и Джастин, одержим своей карьерой. Мало этого – он, как настоящий мачо, считает, что обязан заботиться обо мне. А я этого не хочу.
– Но почему тебя это так пугает?
– Джастин никогда не позволял мне ничего делать. Не разрешал работать.
– Мы сейчас говорим не о Джастине. Я ведь тоже вдова. Ты что, забыла? Я была замужем за Мэтью двадцать три года. Он был моей единственной любовью, и я не представляла себе, что смогу полюбить кого-нибудь еще. Но иногда любовь неожиданно захватывает тебя.
– Ты про Чарли? Белла улыбнулась.
– Речь не обо мне. Давай не отвлекаться от тебя и Купера. Дорогая, тебе стоит кое о чем призадуматься. – Она встала и обняла Натали. – Через пять минуту меня встреча с Маделиной Уэстерлинг. – Я в тебя верю. Верю, что ты найдешь правильное решение.
Если бы это было так! Но после разговора с Беллой Натали почувствовала себя лучше. Она пошла в туалет ополоснуть припухшие веки, а когда вернулась, то наткнулась на Лили.
– Розе плохо.
Натали кинулась в комнату отдыха и увидела Розу, корчившуюся от боли.
– Живот болит.
– Сколько пирожных ты съела?
– Два.
– Ты съела целую кучу, – уточнила Лили.
Натали немного успокоилась. Если все дело в пирожных, то ничего страшного.
– Сейчас поедем домой. Скоро тебе станет лучше.
Но тут Роза побледнела как полотно и устремилась в ванную, Натали – за ней. Дочку тошнило, а Натали держала ее дрожащее тельце. Рвота наконец прекратилась, и девочка обмякла у нее на руках.
– Роза! – Натали обтерла лицо дочки мокрым бумажным полотенцем. – Роза, скажи маме хоть слово.
Роза тяжело дышала, голова ее упала на плечо, глаза закатились. Натали охватил ужас.
– Роза, детка, что с тобой? Где болит? Скажи мне, Роза!
Девочка не отвечала. Если бы здесь был Купер! Надо ему звонить. Он приедет. Она знала, что он приедет, невзирая на их ссору. Но он, наверное, уже улетел в Цюрих.
– Лили! – крикнула Натали. – Позови Беллу, кого-нибудь позови. Нужно отвезти Розу к врачу.
– Сейчас приедет Купер.
– Что?!
– Не сердись, мам. Я испугалась. Я ему позвонила.
Натали затрясло. Теперь от облегчения.
– Золотко, я не сержусь. Я сама хотела ему звонить.
Натали подхватила Розу на руки и, шатаясь, понесла к двери.
– Роза, – шептала она, целуя дочку.
Роза не отвечала и бессильно лежала на руках у Натали. Сердце женщины колотилось, как отбойный молоток, колени тряслись, она едва не уронила Розу. И увидела бегущего к ней Купера.
– Что? Что случилось?
Он забрал у нее Розу, отнес в кабинет Беллы и уложил на диванчик.
Натали пересказала ему всё, что происходило с девочкой с самого утра.
– А потом ее вытошнило, и она потеряла сознание. Купер, она без сознания!
Руки Купера ощупывали детское тельце, он приподнял веки, проверил пульс. Вдруг он наклонился к лицу девочки, приоткрыл ей рот и понюхал.
– Ее когда-нибудь проверяли на диабет?
В это самое мгновение Натали поняла, что с ее дочерью.
– О боже!
Просьбы попить по вечерам, перемены настроения, жалобы на боль в животе и плохое самочувствие, чтобы не идти в школу… Даже потерю веса Натали объясняла тем, что ребенок растет. А все это было симптомами диабета. Ребенок может умереть из-за ее невнимательности.
Купер сгреб Розу в охапку. Он выглядел еще более суровым, чем вчера, во время их ссоры.
– Немедленно в больницу, – сказал он.
Приемная в детской клинике пахла антисептиком, и было как-то странно тихо, хотя там находилось с десяток других озабоченных родителей. Ходили врачи и сестры в голубых халатах, дребезжали каталки, жужжал ксерокс, открывались двери лифтов, из которых вывозили оборудование и выходили пациенты – обычная жизнь больницы. Как только они приехали, Купер быстро ушел с Розой на руках, а Натали чувствовала себя брошенной и одинокой.
Сильная рука легла ей на плечо. Это Купер. Она прижалась к нему.
– Пойдем. Сядь, пока ты не упала.
Он подвел ее к креслу и усадил, не снимая руки с ее плеча.
– Как она? – еле слышно вымолвила Натали.
– С ней занимается лучший эндокринолог в Бостоне. Диабетический кетоацидоз – это очень опасное состояние.
– Скажи, что она поправится, – прошептала Натали.
Он повернулся к ней и взял ее руки в свои.
– Дорогая, здесь хорошие специалисты, а Роза по натуре борец.
– Хоть раз это пойдет ей на пользу, – со слезами ответила Натали.
– Да.
Купер такой добрый и сострадательный, а она – полная дура, если оттолкнула этого замечательного человека.
– Как я могла не заметить симптомы…
– Такое бывает. Не кори себя. И не думай о плохом. Ни единой минуты не думай.
Они сидели и молча ждали. Время тянулось бесконечно долго. Наконец к ним подошел высокий, худой мужчина с копной светлых, почти белых волос. Купер их познакомил, а затем доктор Парметер сообщил все подробности состояния Розы. Натали охватила дрожь, когда она слушала о химическом дисбалансе, сердечной аритмии, молекулярном обезвоживании и еще о множестве других симптомов, которые довели ее дочь до шока.
– Главное, чего мы не должны допустить, это отек мозга. Как только минует кризис, то можно будет говорить о полном выздоровлении. – Доктор Парметер похлопал Натали по плечу. – Она в хороших руках.
– Я могу ее увидеть?
Оба врача переглянулись, доктор Парметер согласно кивнул и ушел, а Купер сказал:
– Ты можешь испугаться. Она подключена к разным приборам, вся в трубках, так что возьми себя в руки.
Они вместе вошли в затемненную палату, где шуршали и тикали аппараты. Роза лежала с закрытыми
