затаила дыхание. В свете прожекторов ее платье переливалось, подобно расплавленному серебру, грудь вздымалась.
И вот дыхание Тамары участилось. В сияющих глазах вспыхнул огонек неверия, губы приоткрылись в подобии улыбки. Она пошла быстрее и наконец побежала к кинокамере с выражением надежды на своем прекрасном лице. Ассистент оператора подхватил ее, не дав налететь на камеру.
– Стоп! – раскатисто прозвучал в мегафон голос Зиолко. – Снято!
Он широко улыбнулся. Двадцать девятый дубль получился просто чудесным.
Но это было еще не все. На съемки пятиминутной кинопробы понадобилось два с половиной дня, которые должны были подготовить ее к финальному испытанию, сцене с диалогом, где она будет танцевать не с кем иным, как с самим Майлзом Габриелем, ведущим актером «ИА». Подающая надежды зеленоглазая дебютантка была до смерти напугана.
– Тамара! Это тебя! – взволнованно воскликнула Джуэл, протягивая Тамаре телефонную трубку и подпрыгивая от возбуждения. – Это тот парень, Зиолко, звонка которого ты ждешь!
– Зиолко? – тупо переспросила Тамара. Она наполнила большой хромированный кофейник и закрыла его крышкой. Затем вытерла пролитые капли и бросила взгляд сначала на раздаточное окошко, потом на толпящихся у стойки клиентов. Два заказа, которые она передала Хосе, еще не были готовы; посетители занимались едой. Убедившись в том, что у нее выдалась свободная минутка, Тамара медленно подошла к телефону.
– Лапочка! – прошипела Джуэл. – Что с тобой, черт возьми? Я умру от любопытства! – Она протянула ей телефонную трубку и, сжав кулаки, снова заплясала от нетерпения.
Тамара поднесла к уху трубку и дрожащим голосом спросила:
– Мистер Зиолко?
С минуту она не слышала ничего, кроме какого-то потрескивания и посторонних звуков.
– Луи, – наконец сказал он. – Я думал, мы договорились, что ты будешь звать меня Луи.
– Луи. – Голос ее звучал так же далеко, как и его голос в телефонной трубке.
Джуэл делала ей отчаянные знаки.
– Что он говорит? – одними губами спросила она.
Тамара повернулась к ней спиной и крепче сжала трубку.
– Плохие новости, да? – спросила она.
Ну вот. Она произнесла вслух то, чего так боялась. Страх ядовитой змеей повис в воздухе.
– Плохие новости? – переспросил Зиолко. – О чем это ты?
Ей хотелось придушить его. Почему он так играет с ней?
– О кинопробе, – услышала она свой голос. – О чем же еще?
Он казался удивленным.
– С чего ты это взяла?
Сердце ее колотилось бам… бам… БАМ, подобно кузнечному молоту, равномерно опускающемуся на наковальню. Ей казалось, она видит летящие искры.
– Тогда… как они получились?
– Сама увидишь. Послезавтра в семь ты свободна?
– Утром?
– Вечером. В семь вечера. Мы приглашены на ужин к О.Т.
– К О.Т.? Ты хочешь сказать… к Оскару… Скольнику? – Тамара не верила своим ушам. – Главе «ИА»?
– Другого я не знаю. – Зиолко весело рассмеялся. – Значит, договорились.
– А как же все-таки кинопроба? – с мукой в голосе воскликнула она.
– В доме у О.Т. есть кинозал. Там ты ее и посмотришь. А после мы поговорим.
– Но мы же уже разговариваем!
– Послушай, нет смысла обсуждать это по телефону. – Он помолчал. – Это немного сложно.
Сложно! Господи, она уже видела, как весь ее мир рушится.
– Куда мне за тобой заехать?
Голос ее звучал подавленно:
– К моргу Патерсона.
Он рассмеялся.
– К моргу Патерсона?
– Именно это я и сказала.
– Ладно, только постарайся пока не умереть. Ты нужна нам живой, а не мертвой.
В ее сердце зародилась надежда. Следовало ли понимать его слова как знак того, что она все же нужна
