два пассажирских, готовых к загрузке через несколько часов после получения уведомления.
Потерявший дар речи граф не сводил с него глаз и не мог двинуться с места. Вацлав Данилов молчал.
Немного оправившись, граф Коковцов нетвердым голосом произнес:
– Вацлав! Ну и напугал ты меня.
Вацлав по-прежнему молчал.
Граф поежился.
– Смею заметить, твой план, на случай всяких непредвиденных обстоятельств, конечно, хорош, но тот размах, который ты предлагаешь… не кажется ли тебе, что ты слишком далеко зашел?
– Боюсь, я не зашел так далеко, как надо бы. Да, очень важно, чтобы во внешнем виде поезда не было ничего необычного и бросающегося в глаза, если мы будем вынуждены предпринять довольно поспешный… отъезд. Чтобы поезд выглядел самым обычным образом, наши гербы должны быть удалены с паровоза и вагонов.
Страх окончательно сковал графа Коковцова.
– Вацлав, ради нашего блага я надеюсь, что ты не угадаешь развитие событий.
– Я тоже, поверь мне. В точности исполняй все мои распоряжения. И не подведи меня. – Князь властно кивнул. – А сейчас можешь идти. У тебя очень много дел.
Граф Коковцов встал и поспешно удалился. Мысли путались в его голове. Он был рад тому, что может уйти и спокойно все обдумать.
Очутившись на своей половине, Коковцов позвонил, чтобы ему принесли водки со льда, и стал пить прямо из бутылки, размышляя об услышанном и не сводя глаз с пляшущих языков пламени. Вскоре ледяной жар водки и исходящее от душистой хвойной древесины тепло начали постепенно растапливать его страхи.
«Совершенно очевидно, что Вацлав все предусмотрел, так к чему же без нужды беспокоиться по поводу неопределенного будущего? – спрашивал он себя. – Кроме того, во всем надо видеть хорошие стороны. Если что-нибудь…»
Сердце у графа в груди бешено застучало, и он резко выпрямился в кресле.
Если что-нибудь произойдет, ветры политических перемен ему только на руку. Его комиссионные от всех сделок, которые он совершал для Даниловых, обычно составляли пять процентов, и он их заработает на продаже уральских поместий. Пять процентов от продажи двадцати девяти миллионов акров составят кругленькую сумму. А кроме того, у него появилась идеальная возможность получить еще немного сверх этой суммы. В конце концов, когда речь идет о двадцати девяти миллионах акров, никто и не заметит потери миллиона или двух.
«Черт, – подумал он, делая еще один глоток, – передо мной открывается отличная возможность разбогатеть».
А тем временем состояние Даниловых будет постепенно уплывать в Швейцарию.
В середине января к Сенде начали возвращаться ее энергия и решительность.
В конце концов она была вынуждена смириться с тем, что Шмария оставил ее, и решила, что чахнуть во дворце, может, и пристало романтическим героиням, но в реальной жизни это связано со слишком большими неудобствами, поэтому она, призвав на помощь оставшиеся у нее силы, вернулась к жизни.
Хотя Сенда и не смогла выступить в «Вишневом саде» на сцене Юсуповского дворца, графиня Флорински договорилась о двух других спектаклях, которые должны были вскоре состояться: один в Елагинском дворце, а другой – у Строгановых.
– Это слишком скоро, Флора! – ошеломленно пыталась отговориться Сенда, когда графиня Флорински сообщила ей о предстоящих спектаклях. – Я просто не могу. Еще слишком рано!
– Но ты просто обязана! – вскричала графиня. – Не ради себя, разумеется. Мы всегда сможем позаботиться о тебе и малышке. Но как быть с остальной труппой? Голубушка, я знаю, что они рассчитывают на тебя. Если ты не примешь эти предложения, что с ними станет?
«Действительно, что?» – мрачно спрашивала себя Сенда, не видя выхода из затруднительного положения, в котором очутилась.
Последующие недели оказались до отказа наполненными всеми теми изнурительными делами, которые были так необходимы для ее воскрешения. Это был утомительный, но в то же время приятный переходный период, и у нее почти не оставалось времени, чтобы скорбеть о Шмарии, за что она была крайне благодарна. Графиня Флорински, подобно доброй фее, достала показавшуюся Сенде астрономической сумму денег.
– Это всего лишь аванс, моя дорогая. Вторая половина – потом, – объяснила ей графиня, засовывая новые хрустящие банкноты в обмякшую руку Сенды. И бойко добавила к этому еще одну ложь: – Разумеется, я вычла мои комиссионные, об этом можешь не волноваться.
К началу февраля Сенда практически встала на ноги. В пятницу утром, шестого февраля, графиня ввела ее в то, что она называла «скромной, но респектабельной» квартирой недалеко от Академии художеств, с высокими потолками и большими прямоугольными окнами, выходящими на Неву.
– Я знаю, это не та сторона реки, – извинялась графиня Флорински, – но зато квартира меблированная и довольно приятная, и в ней есть три спальни, и довольно милая гостиная. Это именно то, что тебе нужно, для того чтобы у тебя был свой салон.
– Мой… что? – Сенда пристально уставилась на подругу.
– Твой салон, конечно! Само собой разумеется, дорогая, что тебе придется устраивать приемы. Ты просто обязана будешь это делать, понимаешь?
Сенда медленно исследовала свое новое жилище, с любопытством заглядывая в чуланы, слоняясь по комнатам. Даже сейчас, в разгар холодной ветреной зимы, в квартире чувствовалась атмосфера тепла и
