пристроил к дому и где в керамических кадках, расставленных вдоль стен, цвела ярко-красная герань. Тамара осторожно опустилась в одно из белых плетеных кресел, выписанных ею из Лондона, поджидая, пока муж придвинет другое поближе к ней и тоже сядет.
– Когда тебе снова надо ехать? – спросила она.
– Не раньше вечера в понедельник. Во вторник ночью должен прибыть еще один корабль, – ответил он.
Она кивнула. Дэни говорил об «Алиях Бей», морском пути, которым в страну нелегально прибывали тысячи евреев, большей частью из числа тех, кто пережил ужасы нацистских концентрационных лагерей. Поскольку неумолимые британцы по-прежнему придерживались Белого Листа, переполненные корабли, которые, обычно под покровом ночи, осмеливались прорвать блокаду, были единственным способом попасть в страну. После этого иммигрантов обычно перевозили па паромах, но иногда им приходилось переправляться вплавь, прижимая к себе детей и держа над головой самое ценное из пожитков. Дэни и многие другие образовали несколько групп, которые встречали корабли и помогали иммигрантам переправиться на берег и рассеяться по стране. Это было крайне опасное мероприятие, где на каждом шагу их подстерегали тысячи всевозможных осложнений.
– А этот корабль, который прибудет во вторник, – попыталась разузнать Тамара. – Ты правда не ждешь никаких неожиданностей?
– Я, как обычно, буду встречать его, но думаю, на этот раз тебе стоит отговорить от этого своего отца. Меня он отказывается слушать, но тебя, может быть, послушает.
– А что такое? – Она бросила на него проницательный взгляд. – Ты предвидишь какие-то неприятности?
– Я всегда их жду, ты же знаешь, – ответил Дэни, закуривая сигарету. – Именно поэтому нам до сих пор так везло. Из моей группы пока никто не попадался.
– Тогда почему ты так беспокоишься из-за будущего вторника?
– Это из-за второго корабля, «Филадельфии».
– Французского, который уже дважды пытался разгрузиться?
– Именно. Оба раза ему приходилось уйти, после того как англичане открывали предупредительный огонь по заливу. – Он нервно затянулся сигаретой. – Сейчас он стоит на Кипре. И то, что они собираются предпринять новую попытку, – секрет, известный всему Средиземноморью.
– Значит, возможно, придет не один корабль, а целых два?
– Это не главное. Хуже всего то, что англичане ждут тот, что стоит на Кипре.
– Проклятье. – Она бросила взгляд вдаль, на горы, такие зубчатые, багровые и кристально чистые. Затем снова повернулась к нему: – А как ты думаешь, сколько человек находится на каждом корабле?
– Понятия не имею. – Он вздохнул, красноречиво пожал плечами и стряхнул пепел в пепельницу, стоящую на плетеном столике со стеклянным верхом. – Насколько нам удалось разглядеть с берега, прежде чем «Филадельфию» вынудили уйти, палубы были переполнены.
Тамара обеспокоенно молчала.
– На то последнее ржавое корыто, которому удалось прорваться полторы недели назад, сумели втиснуться свыше девятисот человек, несмотря на то что водоизмещением оно было не более полутора тысяч тонн. Представляешь, девятьсот человек! – Он покачал головой. – Если одна из этих переполненных посудин пойдет ко дну, это будет настоящая беда. Спасательных шлюпок у них гораздо меньше, чем нужно. Среди пассажиров много стариков и больных, немало и детей. Ни тех ни других не назовешь чемпионами по плаванию, особенно после того, что им довелось пережить в концентрационных лагерях.
– И что ты предлагаешь делать? – спросила Тамара.
– Делать? Мы бессильны что-либо сделать, и это-то и приводит меня в ярость. До тех пор, пока англичане не снимут иммиграционные ограничения, въезд в страну возможен только одним путем – через «Алиях Бей». Все, что мы можем сделать, это привести на берег как можно больше людей, готовых им помочь.
– Ну что ж, это лучше, чем ничего. – Она улыбнулась. – Знаешь, я так горжусь тобой. Я еще никогда не встречала более бескорыстного человека.
– Это ты обо мне? – Дэни рассмеялся. – Нет, только не я. Вот твой отец – да. Какие бы события ни происходили в этой стране, он всегда в самой их гуще, несмотря на свою искусственную ногу и все такое.
– Дэни…
Он взглянул на нее, заметив перемену в ее тоне.
– О моем отце. Я хотела поговорить с тобой.
– Так поговори.
Она тихонько вздохнула.
– Как ты думаешь, он еще не слишком… стар для всех этих подвигов в духе Эррола Флинна?
– Стар? Хитрый Лис Пустыни?
– Ему скоро пятьдесят два.
Дэни кивнул.
– Я беспокоюсь за него. Очень беспокоюсь.
– Не волнуйся, если кто и может позаботиться о себе, так это твой отец.
– Я понимаю. Но может ли он так же заботиться о таком огромном количестве людей?
