причем чем дальше, тем хуже. И это он тоже прекрасно видел. Чем бы Зандра ни была занята – ела, одевалась, ходила по магазинам, просто разговаривала, – глаза у нее беспокойно горели, а мысли блуждали где-то далеко. Ее явно что-то угнетало.
Но что бы это ни было, надо набраться терпения и ждать. Это Карл Хайнц тоже успел усвоить, ибо сколько уж раз – и без всякого успеха – пытался вывести ее из этого состояния.
– Можете заверить мистера Ясахари, что сколько-нибудь серьезных расхождений у нас нет, – продолжал он. – А мелкие детали обсудим при встрече на Гавайях.
Заканчивая разговор, Карл Хайнц снова посмотрел на жену. Она теперь стояла у окна.
Апрель в Париже, подумал он. Обычно деревья уже в цвету, небо голубое, солнечное, влюбленные прогуливаются по набережным Сены, в Булонском лесу, в Люксембургском саду.
Вместо всего этого с самого их приезда беспрестанно льет дождь.
К чему бы это?
Зандра вновь нервно принялась мерить шагами комнату, сложив руки на груди.
«Я ей нужен, – подумал Карл Хайнц. – Нужен сейчас».
– Передайте мистеру Ясахари мои наилучшие пожелания и скажите, что я с нетерпением жду встречи с ним. – Он повесил трубку и, стремительно поднявшись, прошел в соседнюю комнату. – Зандра!
Она остановилась и посмотрела на мужа.
Он подошел к ней и мягко обхватил за плечи.
– Что с тобой, дорогая?
– Понимаешь... – Она зябко передернула плечами и тесно прижалась к нему. – Даже не знаю, как тебе объяснить. Может, все дело в беременности? У всех так.
– Вряд ли, милая. – Он покачал головой. – Тут что-то другое. И мы оба это знаем.
Она неожиданно отвернулась. Ее лицо исказилось.
– Может, все же поговорим? – мягко предложил Карл Хайнц.
Зандра тяжело вздохнула.
О Господи, как же ее жаль! Как отличается эта Зандра от сияющей невесты в Аугсбургском соборе, и от новобрачной во время медового месяца, и от неутомимой покупательницы, для которой что модные салоны, что кондитерские лавки – только налетай!
Куда же делась та Зандра?
– Да, давно пора поговорить.
Карл Хайнц обнял жену, бережно усадил на низкую изящную кушетку и, подойдя к бару, наполнил два бокала.
– Прошу.
– Что это?
– Немного шнапса. Хорошо успокаивает нервы.
Зандра покачала головой:
– Я же беременна.
Он поставил бокалы на кофейный столик и, присев на ручку кушетки, ласково растрепал ей волосы. Она положила ему голову на плечо.
– О Господи, какой, наверное, безнадежной занудой я тебе кажусь!
– Ну что за ерунда. – Он поцеловал ее в макушку, продолжая поглаживать по голове.
– Никакая не ерунда. Не представляю, как можно жить с такой женщиной.
– Зандра, – мягко заговорил он, – ну почему бы тебе не поделиться со мной? Пожалуйста. Безвыходных положений не бывает, всегда можно что-нибудь придумать.
Она криво улыбнулась. Бедный Хайнц. Такой добрый. Такой ласковый. Но как же ему объяснить? Такое бывает только с женщинами. Только в женщинах вспыхивает искорка новой жизни. Только они рожают. Мужчине этого не понять.
– Все дело в ребенке, так?
– Да, конечно. – Зандра резко вздернула голову.
– Ты его не хочешь?
Она дернулась, как от удара. О, Хайнц, Хайнц, ну как же можно так ошибаться?
– Как раз наоборот, – тихо сказала она. – Совсем наоборот. Хочу, да еще как! Больше всего на свете.
Карл Хайнц встал перед ней на колени и прижался лбом к ее животу.
На глазах у Зандры выступили слезы, она глубоко вздохнула и с видимой неохотой заговорила:
– Понимаю, что веду себя, как последняя эгоистка, мне ужасно стыдно перед тобой, и все равно ничего не могу с собой поделать. Меня мутит при мысли о том, как... Словом, это несправедливо по отношению к ребенку.
