Итальянские лиры (в тысячах) 58 096 500
Швейцарские франки 70 896 000
Японские йены (в тысячах) 56 28 000
Зал вновь шумно вздохнул, напряжение сделалось физически ощутимым, словно через весь зал протянулся электрический провод.
«Боже, – подумала Кензи, – неужели и это еще не все?»
На этот вопрос она, ветеран, можно сказать, аукционного дела, не могла бы ответить себе самой. Уровень, имя, эпоха, рыночная стоимость – все это, разумеется, тоже имеет значение. Но главное – картина принадлежала Бекки.
И это не выразишь в долларах-фунтах. Поэтому любые гадания бессмысленны. Остается только ждать развязки.
Чарли вновь повернулся лицом к стене и негромко заговорил в микрофон:
– Ханнес, слышишь меня?
В наушниках послышался треск, затем голос Ханнеса:
– Да, я на связи.
– Я иду в помещение охраны. А ты тут присматривай что да как.
– Договорились.
– Конец связи.
Чарли повернулся, поправил манжету и посмотрел поверх моря голов в дальний конец зала. Убедившись, что Ханнес на месте, он перевел взгляд на сцену.
Если Чарли не хотел привлекать к себе внимания, то в этом он вполне преуспел. Внимание Кензи, как и всех остальных, было приковано к борьбе за картины. Чарли вдруг почувствовал укол ревности и раздраженно помотал головой.
– Сорок четыре миллиона, – сказал Фейри. – Кто больше?
От этих цифр нельзя было оторваться, они притягивали как магнит.
«Боже правый! – подумал Чарли. – Да ведь эти люди прикованы к своим деньгам, как рабы к галере».
Он раздраженно махнул рукой и быстро зашагал к ближайшему выходу, метнув по дороге сердитый взгляд на охранников, захваченных происходящим ничуть не меньше всех остальных.
– Не зевать! – прошипел Чарли и толкнул тяжелую дверь.
Он правильно поступил, мобилизовав на сегодня профессиональных оперативников. Но их работа – снаружи, они патрулируют здание со всех сторон. И там без них действительно не обойтись. Ведь если все же случится худшее, опасность надо ждать снаружи, а не изнутри.
И тем не менее, коль скоро он пошел проверить внутреннюю охрану, надо как следует их встряхнуть. Пусть не спят.
– Пятьдесят миллионов долларов, – объявил Фейри. – Пятьдесят.
На табло запрыгали цифры.
– Кто больше?
В левом углу зала, где устроился известный итальянский магнат, взметнулась табличка.
Клиент Арнольда выбыл. Аннализа, в свою очередь, выслушав что-то по телефону, подняла карандаш.
– Сразу две заявки, каждая по пятьдесят миллионов сто тысяч. Кто больше?
И вновь магнат поднял табличку, и вновь Аннализа сделала знак аукционисту.
Зал застыл в благоговейном молчании. Даже Кензи дрожала от возбуждения. БОЛЬШЕ ПЯТИДЕСЯТИ МИЛЛИОНОВ! Так просто не бывает! Во всяком случае, не было, и не только в истории «Бергли». Прежний рекорд принадлежал аукциону «Кристи», на котором хранящийся в музее Гетти портрет Козимо Медичи кисти Джакопо да Понтормо был продан за тридцать два с половиной миллиона долларов.
Но пятьдесят, даже больше...
Кензи все никак не могла прийти в себя. В зале было по-прежнему тихо, и «Инфанта», казалось, благосклонно воспринимала это молчание.
– Пятьдесят один миллион, – поднял табличку лысеющий джентльмен в безупречно сидящем фраке, поднимая цену сразу на девятьсот тысяч.
Публика всколыхнулась, словно по креслам пропустили электрический ток, все головы повернулись в сторону нового соискателя. Аннализа что-то быстро проговорила в трубку и сразу ее повесила.
– Пятьдесят один миллион долларов раз...
Мертвое молчание. Возбуждение в зале достигло предела. Все ждали, кто же скажет следующее слово.
– Пятьдесят один миллион долларов два...
Фейри поднял молоток, но не успел его опустить, как в зале началось нечто невообразимое.
Восемь мужчин, сидевших на боковых стульях, пригнулись, как по команде, и тут же вскочили на ноги,
