«Та бедная лошадь, — подумала Кэтрин, — Тащила нас всю дорогу, а теперь лежит в снегу. Завтра Ларсен на оставшейся лошади отвезет беднягу подальше от глаз».
— Подайте мою коробку. Мне понадобится ваша помощь, миссис…
— Ларсен, мисс.
— Миссис Ларсен. Попрошу вас очень осторожно соединить края. Вот так.
И Кэтрин продемонстрировала, как соединить края раны. Процедура напоминала защипывание теста. Она разгладила пальцами кожу, и порванные края сошлись. Рана была неровной. Останется шрам, ничего не поделаешь.
Найдя самую крепкую нитку, гостья опустила иголку в йод, затем осторожно дунула на иглу и на рану, которая сейчас кровоточила сильнее.
Вставила нитку. А когда сделала первый стежок, мистер Ларсен отвернулся и пробормотал:
— Пойду уберу повозку. Если только…
— Пожалуйста. Мы справимся.
Иголка вошла и вышла из кожи. Рука Кэтрин была твердой и спокойной. Дверь снова открылась и, когда Ларсен вышел, закрылась.
Рана медленно затягивалась, поток крови ослабел.
— Вы медсестра, мисс?
— Мой отец был врачом. Я наблюдала за его работой.
Это была ложь, как бы непринужденно она ни звучала. Ее отец, пьяница и врун, не имел профессии. Кэтрин знала только одно: она приехала в такую даль не для того, чтобы Ральф Труит сразу умер.
— Значит, вы никогда…
— Никогда. Но я много раз видела, как это делается. Иного способа нет.
В какой-то момент она почувствовала, что Труит ускользнул от нее — потерял сознание. Его голубые глаза, побелевшие от боли, закрылись, и Кэтрин, отвлекшись от раны, впервые разглядела его кожу так близко, словно смотрела сквозь увеличительное стекло. Его борода походила на черную стерню на высохшем поле. Кожа была светлой; на расстоянии она казалась моложе, вблизи Кэтрин заметила тысячи мелких морщин. Перед ней предстало будущее собственного лица и кое-что еще: когда его мышцы ослабли, на сильных крупных костях кожа обвисла. Она поняла, как сложно ему держаться, и заметила в нем недостаток жизни и печаль под маской стального спокойствия.
Ее тонкие пальцы работали быстро, следуя за руками миссис Ларсен. Наконец дело было сделано. Что ж, неплохо.
Ральф открыл глаза; его голова покоилась на коленях у Кэтрин.
— Вот и все, — улыбнулась она.
— Благодарю.
— Необходимо положить вас в постель. Вы не могли бы?.. Постарайтесь какое-то время не спать. Так долго, как сможете.
Она застенчиво притронулась к его лицу. Тут появился Ларсен.
— Мы заберем его отсюда, мисс. Отведем наверх. Я побуду с ним, а вы с миссис Ларсен поужинаете. Я справлюсь.
Слуга подсунул руки под хозяина и поставил на ноги Тот покачнулся, но устоял. Кэтрин наблюдала, как они поднимаются по лестнице. Миссис Ларсен суетливо семенила за ними.
Когда они ушли, Кэтрин впервые огляделась по сторонам. И удивилась. Перед поездкой она представляла себе простые безупречно чистые помещения. Сейчас перед ней была обыкновенная квадратная комната, но некоторые предметы мебели — их, правда, было немного — странно не соответствовали обстановке, словно явились из другого мира и другого места. Яркие цвета. Дорогие материалы. Изящная и красивая мебель рядом с приземленными фермерскими предметами: буфетом, простыми напольными часами из сосны.
Диван под ней относился к редким предмётам — с позолоченными подлокотниками, резными лебедями. Дамаст цвета заката был теперь запачкан кровью Труита. Казалось, в такой комнате человек не знает, куда можно сесть: помещение было в таком ослепительном порядке, словно им вообще не пользовались.
Был здесь, правда, крепкий дубовый стул. Кэтрин решила, что вечерами хозяин курит на нем сигару. На низком простом столике имелись пепельница и коробка для хранения сигар. Там же лежали фермерские журналы, альманахи и гроссбухи. Рядом с ними стояла лампа; она ярко светила из-под абажура из цветного стекла с изображением осенних листьев и птичек в полете. Эти лампы Кэтрин видела только в отелях. Она никогда бы не подумала, что такой приземленный человек, как Ральф Труит, купит себе подобную вещь
«Судя по всему, он очень богат», — сделала вывод Кэтрин. Эта мысль согрела ее и вызвала улыбку. «0н не умрет. Что ж, это начало». Ее сердце сильно забилось, словно она собиралась украсть из магазина лайковые перчатки.
Сверху раздались тяжелые шаги. Один ботинок ступил на пол, другой. «А, это его раздевают, — поняла Кэтрин, — А меня не пустили, чтобы я не видела его слабость». В этом она была неправа — они не желали показывать его тело.
Часы мерно тикали. Ветер завывал и явно не собирался стихать. Кэтрин погрузилась в себя. Интересно, знает ли хоть одна душа на земле, где она сейчас? Может ли представить, как она сидит, сложив руки на коленях? Пальцы перепачканы кровью, подол порван, драгоценности потеряны.
Ей хотелось сигарету. Сигарету в маленьком серебряном мундштуке. И бокал виски, всего один бокал — унять дрожь. Но на новом месте другая жизнь. Сейчас она в доме Ральфа Труита. И поэтому просто сидит, сложив руки на коленях.
Здесь их четверо, каждый перемещается по комнатам этого дома. Она держала на коленях его голову, ее одежда промокла от его крови, тем не менее она одна. Всю жизнь одна.
Бывали моменты, когда она выбрасывала все из головы и смотрела на круговорот пылинок перед зрачками. В детстве это ее забавляло. Сейчас она видела эти пылинки как отражение собственных бесцельных движений по миру. Временами она так же сталкивается с другим человеком и плывет дальше, свободная и одинокая.
Кэтрин не знала, может ли быть иначе. Вдруг ей показалось, что ее планы — лишь пустые фантазии, неясно представленные, дурно воплощенные и, как всегда, обреченные на провал.
Она поднялась и пошла по комнатам. Их было немного, но все они были похожи: безупречно чистые, обставленные той же смесью деревенской и модной мебели. Столовая была крошечной, а стол накрыт на двоих. Она взяла со стола нарядную вилку, очень длинную и страшно тяжелую. Вилка сверкнула под светом лампы, когда Кэтрин перевернула ее, чтобы прочитать название фирмы-изготовителя: «Тиффани и K°, Нью- Йорк». Никогда еще она не видела такой красоты. Вдруг раздался голос миссис Ларсен:
— С ним мой муж.
От неожиданности Кэтрин уронила вилку. Стоявшая на пороге миссис Ларсен продолжала:
— Я приготовила ужин. Надеюсь, он еще не остыл, и вы можете поесть.
Служанка подобрала вилку, выпавшую из рук гостьи, и положила рядом с другими такими же массивными приборами.
— Я просто…
— Рассматривали. Я поняла. Садитесь. Через минуту я все подам. Полагаю, вы проголодались.
Кэтрин заняла место за столом. Она чуть не плакала. Потому что ей придется долго ехать назад, и потому что она одна.
Прозрачный горячий суп, ягненок, приготовленный во вкуснейшем экзотическом соусе — такой едой восхитились бы в любом ресторане любого города, где ей довелось побывать. Миссис Ларсен подала все с простотой и изяществом, которые удивили и порадовали Кэтрин. До сих пор она думала, что у нее нет аппетита, но проглотила все, включая десерт — меренги в блестящем шелковистом заварном креме.
Когда с едой было покончено, миссис Ларсен встала на пороге кухни. Сверху доносился топот ботинок Ларсена. Труит и слуга ходили туда-сюда, взад и вперед по спальне. По ковру, по полу, снова по ковру.
— Ужин был прекрасен.
