но они уж почти бежали. В темноте уж видели сереющего своего часового, поставленного Зильбербергом – матроса Босенко. У Босенко от холода ночи и ожидания дрожали челюсти и били зубы.
– Скорей переодевайтесь, берите, – бормотал он, подставляя корзину с платьем. Но Сулятицкий проговорил:
– Нет, нет, надо бежать, может быть уже погоня. – И втроем, повернув за угол, бросились бежать по направлению к городу. Они вбежали в начинающийся в рассвете севастопольский базар. Торговки уставляли корзины с зеленью, фруктами. Шлялись матросы в белых штанах и рубахах. На бежавших никто не обратил внимания. Миновав базар, они бросились по темному, но уж сереющему переулку.
Звягин и Зильберберг слышали, как спящая Нюшка что то бормочет во сне, на печи. У обоих были в руках револьверы. То тот, то другой выходили к калитке. Наконец первый Звягин услыхал топот ног и, вглядываясь в сереющую темноту, разглядел быстро увеличивающиеся три темные фигуры. Он вбежал в квартиру.
– Николай Иваныч, здесь!
Зильберберг вскочил, бросился к выходу, сжимая револьвер. Но в двери уж один за другим вбегали: – Савинков, Сулятицкий, Босенко.
Зильберберг схватил Савинкова. И как были оба с револьверами, они надолго, крепко обнялись.
– Скорей переодевайтесь, Босенко вас проведет к себе, тут опасно.
– Да што опасно, пусть тут, Николай Иваныч.
– Нет, нет, Петр Карпыч, ты брось, дело надо делать по правильному.
Савинков в торопливости не попадал ногой в штанину поношенной штатской тройки, какие носили севастопольские рабочие.
10
В береговом домике пограничной стражи блестел желтый огонек, закрываемый в ветре кустами. Мимо стражи до шлюпки по воде добрались беглецы. И вот уж крепкими мозолями травил и снова выбирал шкот Босенко. Командир бота, отставной лейтенант флота Никитенко, приложив ладони к глазам, всматривался в темную даль, где прыгали волны бунтующего моря.
Ночь была темна, ни зги. Ветер рвал черный, отчаянный. Меж круглыми, тупыми холмами, обрывающимися к морю рыхлыми скатами, шлюпка по Каче уходила в открытое море.
– Отдай шкоты! – басом кричал Никитенко. Парус полоскался в темноте ветра, как черный флаг. На шкотах сидел Босенко. Шкот второго паруса на баке держал студент Шишмарев. Савинков, Зильберберг, Сулятицкий сидели на банках. Море было бурно. В темноте далекого горизонта мелькали огни.
– Эскадра, – проговорил Никитенко.
– Для стрельбы, – ответил Босенко.
Но ветер уж налетел, уперся в парус и нес раскачивая шлюпку с Савинковым, Зильбербергом, Сулятицким дальше и дальше в открытое море.
– Куда держим курс?
– На Констанцу.
– А дойдем?
– За это не ручаюсь, – сказал Никитенко.
Волны подбрасывали шлюпку, ударяли с обеих сторон по дну, словно кто-то бил ее мокрыми ладонями. И снова – такой же шлепок, плеск, качанье. И так в темноте – всю ночь.
А когда пришел морской, серый рассвет, обернувшись на север, Савинков увидал едва видневшиеся очертания Яйлы.
Через несколько часов исчезли и они. Шлюпку охватило открытое море. Ветер свежел. Волны перелетали, обдавая солью брызг и пены. Лейтенант Никитенко становился беспокойнее.
– Босенко, говорил он, – видишь дымок? иль мне так кажется? – Обо всем Никитенко говорил только с матросом. Штатские на море были у него в гостях.
– Дымок, – проговорил Босенко, вглядываясь на север. Никитенко приложил бинокль.
– Шесть человек повернулись на север с чувством их настигающей опасности. Но в бинокль было видно, как уже близившийся миноносец, положив лево руля, прочертил вдруг быструю дугу и стал уходить.
И снова в порыве ветра, когда налетал он вместе с кучей пенистых волн, Никитенко кричал:
– Отдай шкоты!
Босенко травил шкот. В ветре полоскался белый парус. Пассажиры изредка переговаривались.
Во вторую ночь, когда усталый Зильберберг, прислонившись к Савинкову, спал, Никитенко пробормотал:
– Как хотите, до Констанцы не дойти.
– Куда же? – спросил Сулятицкий.
– Надо по ветру на Сулин.
– А из Сулина куда денемся? – проговорил Савинков. – Накроют в Сулине, выдадут.
Шлюпку рвало, метало в стороны. Волны неслись круглыми, пенистыми шарами, прыгавшими друг на друга.
– На Констанцу не поведу – верная гибель, – проговорил Никитенко. – Начинается шторм. А из Сулина