– Ей грозит кораблекрушение! Я спасу триеру!..
Сбросив с ног сандалии, Антиох прыгнул в воду, которая была ему по пояс, и поспешил спасать кораблик. Приблизившись к триере, он плавным движением направил её в середину бассейна.
– Корабль плывет ко мне! – закричал маленький Птолемей.
Триера подплыла прямо под его нетерпеливо вытянутые руки. Жадные маленькие ручки перетащили триеру через каменный парапет бассейна.
На одной из дорожек сада показались Птолемей и Селевк.
Но дети не обратили на них никакого внимания.
Антиох, выбравшись из бассейна, подбежал к Птолемею.
– Это я спас корабль от крушения!.. Давай снова играть!..
– Но Птолемей грубо оттолкнул его, прижал кораблик к груди.
– Не дам! Отойди! Это мой корабль!.. Это мои воины!..
– Отцы переглянулись.
Птолемей хотел вмешаться в спор детей, но Селевк остановил его:
– Не вмешивайся! Пусть сами разберутся!..
– Весь в своего дядю! Вылитый Кассандр! Такой же рыжий и властный! – с грустью сказал Птолемей Селевку. – Только Кассандр мог приказать убить невинного ребенка!..
– Значит, слухи об убийстве сына Александра подтвердились? – спросил Селевк. В его голосе звучали гнев и грусть одновременно.
– Да. Сегодня утром я получил послание, в котором Кассандр оповестил меня об этом. Жаль, очень жаль юного царя!.. – голос Птолемея дрогнул.
Птолемей неожиданно вспомнил Леонтиска, своего первенца. Где-то он сейчас? Уже почти подросток… Леонтиск был полной противоположностью своему брату Птолемею – открытый, добрый, любознательный. До боли в сердце захотелось его увидеть!.. «При первой возможности пошлю за ним и Таидой в Афины, – решил для себя Птолемей. – Ведь в мире сейчас опять неспокойно!» Только что вернувшийся от берегов Финикии Селевк предупредил, что Антигон заканчивает строительство мощных военных кораблей. Войны с Антигоном не избежать!..
Мужчины удалились вглубь сада.
Женщины переглянулись. Сидя в беседке, они стали невольными свидетелями разговора своих мужей.
– Значит, твой брат Кассандр убил юного царя, сына Александра? – спросила Апама у Эвридики.
Только что услышанное трагическое известие явно обрадовало жену Селевка, и всё видящая Эвридика заметила это сразу же. Суровые черты лица Апамы смягчились, – на сомкнутых губах появилась улыбка, темные, почти черные глаза сверкали, излучая торжество.
– Ты не любила Роксану? – осторожно поинтересовалась Эвридика.
Апама пренебрежительно пожала плечами.
– Роксана, как и ты, родом из Согдианы. За что ты ненавидела её?
– За то, что она была женой моего злейшего врага – Александра, – и неожиданно откровенно призналась, как будто сбросив с души давящий тяжкий груз. – Я ненавидела Александра. В роду Антипатра, в твоем роду, его тоже не жаловали. Я преклоняюсь перед твоим братом! Его смелый и решительный поступок заслуживает уважения!.. Теперь сын великого завоевателя поплатился своей жизнью за злодеяния отца!..
– За что же ты ненавидела великого царя?
Апама, на которую Эвридика со дня её приезда в Александрию даже не обращала внимания, так как та была из рода варваров, а варвары вызывали и у неё, и у её любимого брата Кассандра ненависть и отвращение, невольно вызвала у Эвридики интерес и даже симпатию. Сидящая рядом с ней варварка была одной из немногих из девяносто одной азиатской невесты, которую не бросили сразу же после свадьбы в Сузах. Селевк любил Апаму, что вызывало недоумение даже у Птолемея, который никогда не вспоминал о своей персидской жене Артакаме. Массовые торжества в Сузах, о которых с издевкой в адрес Александра рассказывал ей Кассандр, вызывали у Эвридики смех. Женщин поверженных стран из знатных семей подводили к мужчинам-победителям будто кобыл к жеребцам. Только безумный Александр относился к свадьбе в Сузах очень серьезно. Этой свадьбой царь давал понять своим соратникам, что он не делает различия между македонянами и варварами. «Какая глупость!» – в который раз подумала Эвридика.
Она с любопытством разглядывала жену Селевка. Варварка была удивительно хороша собой. Смуглый оттенок кожи и ровный золотистый румянец украшали слегка надменное лицо восточной красавицы. Формы её прекрасно сложенной высокой и гибкой фигуры уже приобрели легкую округлость зрелой, уверенной в себе женщины. Благородство происхождения подчеркивал прямой нос, высокий лоб, точеные руки и ноги, украшенные браслетами. Вьющиеся волосы цвета воронова крыла были уложены в изящную прическу. Большие миндалевидные глаза сурово взирали на окружающий мир сквозь густые и длинные ресницы.
– Александр зверски убил моего отца, который защищал свободу Согдианы. Теперь мой отец Спитамен отомщен. Это возмездие, возможно, ужасно, но справедливо! – торжествовала Апама.
Лицо Апамы внезапно преобразилось. Глаза загорелись, спина невольно выпрямилась, а голос звучал ликующими звуками.
Долгие годы жаждало мщения ее сердце и как возрадовалось оно сегодня, когда она узнала о гибели сына того, кто убил её мужественного отца. Проклятие, произнесенное её матерью, когда ей принесли отрубленную голову отца, исполнилось. И это проклятие отныне будет карать всех, всех из рода Александра. Теперь Апама была в этом уверена. Её глаза сверкали, как будто вдохновленные неземной силой, черты лица приняли зловещее, но в то же время просветленное выражение. Словно пророчица, она твердила:
– Я вижу кровавую тучу, нависшую над всем родом Александра. Бог возмездия беспощаден. Теперь мой гнев утолен.
Эвридика, заинтригованная услышанным, перебив Апаму, нетерпеливо спросила:
– И Селевк не догадывался о твоем отношении к великому царю, для которого тот был и есть бессмертный сын Зевса?
Скопившееся на протяжении многих лет в глубинах души горе вылилось наружу. Признание Апамы было чистосердечным. Сейчас как никогда прежде ей необходимо было выговориться.
– Нет, не догадывался. Все эти годы я лицемерила, льстила, притворялась, как делают, приближаясь на охоте к зверю, чтобы заманить его в расставленные сети. Я восхваляла мужу царя, улыбалась Александру и всем его друзьям и приближенным, хотя мое сердце разрывалось от скорби, потому что я задумала отомстить за отца, исполнить предсмертную волю своей матери. Но подступиться к царю было трудно, почти невозможно. Вскоре после свадеб в Сузах он отправился в царство Аида. Я не успела…
– За что же Александр покарал твоего отца? – исповедь Апамы всё больше и больше заинтересовывала Эвридику.
Апама сжалась от страшных воспоминаний детства, как бы просыпаясь, провела рукой по лицу и глухим голосом продолжила свой рассказ:
– Согды не желали терпеть чужеземцев на своей земле. Александр жестоко усмирял согдийские города, задумавшие сбросить его владычество, убивал мужчин, женщин и детей продавал в рабство. Дым пожаров был виден издалека. Однако наш народ невозможно было сломить. Не сражался только мертвый. Многие бежали в горы, чтобы продолжить борьбу. Мой отец тоже скрывался в горах со своим неуловимым отрядом, изматывал силы македонской армии.
Воспоминания захлестнули Апаму. Она вновь переживала давно прошедшие события, словно это было только вчера.
Эвридика не перебивала её. Она была удивлена силой характера этой женщины. «Апама жестока, но это справедливая жестокость!» – с восхищением думала Эвридика.
– Трудно было Спитамену противостоять такому сильному врагу. Ни один город, ни одна крепость, ни одно войско не могли устоять перед Александром. Всё гибло на его пути!.. Где он проходил со своим войском, там реками лилась кровь. Страшный Македонец топтал свободолюбивую Согдиану. В детстве я дрожала от страха при одном упоминании имени Александра и сейчас при воспоминании о тех днях сотрясаюсь от ужаса.
