лицу еле заметная улыбка обещала полную поддержку. Проницательный взгляд, устремленный на Птолемея, красноречиво говорил: «Повелитель должен быть решительным. Начинай!.. Не медли!..»
Птолемей с волнением в голосе проговорил:
– Спасибо всем за поддержку, верные мои соратники. Кипрская война проиграна… На нас легла священная обязанность позаботиться о судьбе государства.
Ко всеобщему удивлению и радости голос полководца становился все уверенней и уверенней.
– Мы обязаны обеспечить безопасность жителей Египта. Антигон не дремлет и скоро подступит к нашим границам. Я не допущу, чтобы Антигон торжествовал победу!.. Антигон и его сын Деметрий еще будут просить у нас пощады…
Властную речь Птолемея, его тон, не допускающий возражений, возвращали военачальникам уверенность, они спокойно сидели перед ним, положив руки на рукоятки мечей.
Птолемей обвел взглядом присутствующих и продолжал:
– Сейчас Антигон будет стремиться окончательно сломить нас. Антигон и Деметрий не будут медлить. Мы должны быть готовы к отражению их натиска.
Он остановил свой взгляд на Филокле, как бы испрашивая у него совета. И Филокл понял и тут же поддержал eго:
– Необходимо стянуть все войска в дельте Нила. Закрыть главные гавани, чтобы пресечь любую попытку врага высадиться на берег или переправиться через Нил.
Птолемей жестом остановил Филокла.
– Я согласен с тобой, Фмлокл. Ты угадал мои мысли. Но главное, мы не должны выступать навстречу противнику для битвы в открытом поле. Антигон стремится соединить в своих руках всё царство Александра. Он надеется, что я, Птолемей, после поражения и потери морских сил откажусь от всякого сопротивления и подчинюсь ему.
Многие в один голос воскликнули:
– Птолемей, Египет богат и предан тебе!..
– Знаю и поэтому не чувствую себя уничтоженным. Я не стремлюсь, как Антигон, стать повелителем всего. Но я останусь повелителем Египта, таким повелителем, каким для целого мира мог быть только Александр!.. За это я готов биться до последней капли крови.
Десятки военачальников преданно смотрели на своего кумира.
– Мы будем с тобой до конца и в победах, и в поражениях.
Птолемей не сомневался в искренности чувств своих единомышленников.
Отпустив всех, Птолемей долго, неподвижно сидел в кресле.
Наступила полночь.
Он не слышал, как вошел жрец Тимофей из Элевсина.
– Птолемей, тебе надо отдохнуть перед началом новых свершений…
– Новых свершений? Что ты имеешь в виду?
– Я только что исследовал расположение небесных светил.
– Что же сулят мне звезды?
– Горизонт временно затемнен, но совсем скоро он прояснится. Ты обретешь долгую и счастливую жизнь, исполненную славы и почета. Ты будешь первым царем новой македонской династии. Египет вновь обретет былое могущество.
Жрец замолчал. Молчал и Птолемей, обдумывая услышанное. Наконец Тимофей первым прервал молчание.
– Что на свете ты любишь больше всего, Птолемей?
Птолемей сидел, глубоко задумавшись, не отвечал.
– Власть, женщин, этот дворец, этот город, Египет, твоих друзей? – не отступал от Птолемея жрец.
И Птолемей, неожиданно для самого себя, признался:
– Строить и писать.
– Я знал, что ты хочешь поведать потомкам о деяниях великого Александра.
– Это моя страсть…
– Ты, доблестный полководец, занимаешься этим, чтобы поделиться своими размышлениями?
– Я – полководец по необходимости. – И, подумав, признался. – Правдивый образ великого Александра – это и есть моя великая любовь, о которой я хочу поведать грядущим поколениям.
Птолемей снова замолчал, затем провел руками по лицу, словно снимал с него маску, которую носил весь день, и неожиданно спросил:
– Ты знаешь учение Каббалы о множестве наших жизней?
– Да, оно говорит о том, что душа человеческая претерпевает множество изменений после смерти и воплощается в разных существах.
– А я верю в совсем другое…
– Во что же ты веришь?
– В то, что во мне сейчас, именно сейчас, множество жизней.
Оба пристально посмотрели друг другу в глаза.
– Я перестаю быть многоликим каждый вечер, когда мне удается писать, когда я снова становлюсь тем молодым Птолемеем, братом, другом и соратником Александра. И еще, когда я мечтаю о строительстве в Александрии самой большой в мире библиотеки, – в которой будут собраны все литературные сокровища.
– Ты построишь такую библиотеку и прославишь свое имя на века…
– Если бы успеть и не тратить время на бессмысленные войны… – И снова повторил. – Я полководец по необходимости.
Далеко за полночь Птолемей, утомленный, вернулся в свои покои, где его о нетерпением ждала Вереника.
Глава третья
Династия Антигонов
Победители праздновали победу.
Чудо-корабль трискайдера, гордость Деметрия, с бассейнами, банями, залами, скульптурами и другими произведениями искусства был создан для роскошных пиршеств. Ковры искусной халдейской выделки так и манили прилечь на них и предаться любовной неге. Множество обнаженных женщин, захваченных с неприятельских триер и доставленных на корабль из Саламина, кружились в танце, звеня золотыми и серебряными браслетами. Рабыни расставляли блюда с крабами, родосскими осетрами, египетскими мидиями… Расположив яства на столах, они омыли победителям руки и ноги. Лучшие флейтистки Афин услаждали пирующих звуками флейт.
Победители пировали и не могли насытиться. Все славили Деметрия и несравненную Ламию, его новую неистовую страсть.
Роскошное ложе Деметрия, покрытое шкурами леопардов, стояло на небольшом возвышении, устланном коврами. Красота Ламии возбуждала Деметрия. Он обрывал лепестки роз, которые стояли в вазах около ложа, и, склонившись над гетерой, бросал лепестки на ее совершенное полуобнаженное тело…
– Когда ярко светит луна, я люблю приглашать одну из звезд разделить со мной ложе.
И вдруг громким голосом, чтобы его услышали все пирующие, закричал:
– Сегодня мою звезду зовут Ламия.
Фригийские флейты возвестили о начале танцев.
Вокруг пиршественных столов закружились танцовщицы в прозрачных накидках. Вначале они ловко балансировали, стоя на кончиках пальцев, постепенно их движения стали убыстряться, они обнажили груди, потом всё тело целиком, оставив только набедренные повязки. Начавшийся эротический танец увлекал их всё больше и больше, затягивая в водоворот сладострастных, энергичных телодвижений. Воины не отрывали глаз от танцующих и вскоре дошли до такого состояния, что, не обращая внимания на Деметрия, который просто помирал со смеху, набросились на танцовщиц, а те подчинились их желаниям, –