Со временем вынужденные споры стали для нас, авторов, привычными и даже интересными. Мы с удовольствием разбирались в лабиринте возражений, отыскивали щелочки в железобетонных аксиомах. И иногда натыкались на белые пятна, на какие-то бреши, не замеченные специалистами, на стыках наук, а чаще в широченных темах, требующих слияния многих специальностей, таких, как проблема разума во Вселенной, нашего космического будущего, проблемы переделки природы, преобразования космоса, биологических потомков человека, проблемы пределов и бесконечности.
Видимо, белым пятном в науке был вопрос о Тунгусском метеорите. Считалось, что метеорит рядовой, заниматься им не стоит. И не занимались. А когда А. Казанцев стал писать о нем, привлек внимание, оказалось, что метеорит необычный, вообще не метеорит, а нечто особенное, не то комета, не то вспышка, не то атомный взрыв, в общем 'тунгусское диво'.
Сложности с научными дискуссиями не единственные в этом: разделе фантастики. Трудно и с сюжетом. Если цель рассказа — изложить новую идею, как-то само собой и образы и сюжет отходят на задний план.
Обычный, стандартный, даже штампованный сюжет — история Удивленного и Удивляющего. Строится он таким способом.
Происходит удивительное событие. Свидетелем или невольным участником его становится Удивляемый — некий посторонний человек-корреспондент, родственник, сосед, случайный собеседник, прохожий, приезжий. Он удивлен, недоумевает, растерян, иногда испуган. Но в критический момент является Удивляющий — изобретатель или ученый — и объясняет, что пугаться и удивляться незачем, а затем читает лекцию о принципах изобретения.
Короче, представьте себе, что роман Ж. Верна о подводной лодке состоит из первых десяти глав. Гонятся за мнимым нарвалом, попадают на подводную лодку, капитан Немо объясняет ее устройство. И все!
Наиболее способным авторам удавалось своих Удивленных и Удивляющих одеть в реальное платье, снабдить живыми чертами. Однако чаще получалась голая схема с лектором и слушателем. А иной раз были и неувязки, само положение Удивленных оказывалось неправдоподобным. Так, в рассказе Ю. Сафронова 'Ничего особенного' в Черном море испытывается автомат, предназначенный для ловли животных на Венере. И при испытании эта железная акула глотает всех подвернувшихся (Удивленных). Можно представить себе переживания этих заживо проглоченных. Нечаянно у автора получился фельетон против небрежных ученых (Удивляющих), не считающихся с живыми людьми, не соблюдающих элементарной техники безопасности при проведении своих опытов.
А. Днепров излагал новейшие идеи науки с помощью очень распространенной схемы: идея осуществляется где-то на Западе, ничего хорошего из этого не выходит. В свое время я возражал против этой схемы, мне все хотелось обстоятельной всесторонности; я настаивал, чтобы автор изобразил, как та же идея приносит хорошие плоды в иной обстановке. Однако читатели принимали Днепрова превосходно, были такие, которые называли его своим любимым автором. Думаю, что они замечали идеи, а 'ничего не выйдет' пропускали мимо.
Я в свою очередь старался найти третью сюжетную схему. Пробовал писать псевдобиографии будущих изобретателей, как бы 'Жизнь Замечательных Людей Будущего'. Тут удобно было нанизывать на канву жизни историю зарождения идеи, возражения, контрвозражения. Удались ли мне эти рассказы, судить не могу. Но думаю, что и кинофильмы подобные можно делать. Они будут немного напоминать фильмы-биографии, такие, как 'Мусоргский', 'Глинка'.
Желание высказать все соображения, относящиеся к идее, упомянуть все доводы, опровергнуть все сомнения иногда приводит к тому, что авторы вообще отказываются от сюжета, пишут откровенную статью. Статья и есть статья, это не художественное произведение. Но если идея нова и оригинальна, если тема важна и интересна сама по себе, почему бы и не изложить ее в статье? Тенденция к лекциям свойственна научным фантастам. С. Лем выпустил книгу философских очерков, А. Азимов и А. Кларк — очерки о науке и о будущем.
Так получается своеобразное превращение. Автор, увлеченный одной стороной научной фантастики, научной стороной в данном случае, невольно изменяет фантастике, уходит из литературы.
Интересно, что сходное явление происходит в разных областях страны Фантазий, у всех авторов, у которых взгляды непримиримо однобокие, как у двенадцати оппонентов Жюля Верна из первой главы. Считающие, что главное в фантастике — популяризация, охотно переселяются в популярную литературу, считающие, что главное — характеры, начинают изображать характеры почти без фантастики. В. Немцов, утверждавший, что главное в фантастике — воспитывать молодежь, оставил фантастику ради воспитательных бесед с молодежью.
Предосудительного тут нет ничего. Просто, покинув научную фантастику, надо понимать, что ты ее покинул.
И признаваться, что покинул.
Претензия восьмая ПОКАЖИТЕ ТВОРЧЕСКИЙ ПРОЦЕСС!
Зачем же обманывать читателя пустой надеждой на легкий успех? Нет, вы изобразите трудности. Опишите открытие в становлении. Фантастика должна показывать творческий процесс.
Единомышленники этого критика были особенно многочисленны в начале 50-х годов. Они призывали описывать лаборатории и мастерские, опыты, размышления, рассуждения, творческие муки и презрительно осуждали тех, кто, подобно Ж. Верну, начинал повесть с 'готовенького открытия'.
Я сам верил в ту пору этим критикам, сам писал о трудовом процессе, потом понял, что особенной заслуги тут нет. Как обычно в фантастике, речь идет о двух разных разделах, описывающих две стороны открытия: цель и воплощение.
И Ж. Верн, как бы демонстрируя, что писать можно и так и этак, выпустил один роман производственный — об изготовлении межпланетного снаряда ('Из пушки на Луну'), а затем — продолжение этого романа, об использовании готового ядра в первом полете к Луне ('Вокруг Луны'). Здесь наглядно видно, что труд и использование — только различные стадии выполнения одного и того же заказа мечтателей.
Пожалуй, можно наметить пять стадий. Первая из них: стадия мечты, постановки цели. Вторая — стадия научно-технической идеи, когда подыскиваются пути к осуществлению мечты. Третья-это стадия созидания, материализации замысла: опыты, конструирование, сооружение. Это и есть стадия творческого труда. За ней следуют четвертая — стадия первого испытания и пятая — стадия всеобщего распространения мечты, последствий научного открытия.
Возможно, вам не понравилось такое членение, вы бы членили ход открытия иначе, не выделяли такие проходные моменты, как первое испытание или технический замысел. Но дело в том, что их выделяет научная фантастика. Различным стадиям соответствует разного типа литература со своим подходом к материалу и своими сюжетами.
Мечта, как правило, излагается на примере первого испытания. Припомните, как много генеральных репетиций и премьер в научно-фантастической литературе. У Ж. Верна — первый полет на Луну, первая подводная лодка, первый воздушный корабль, первый вездеход, первый автомобиль ('Паровой слон'). У Г. Уэллса — первые люди на Луне, первое путешествие во времени, первый человек-невидимка. Человек- амфибия А. Беляева — это первый подводный человек, голова профессора Доуэля — первая оживленная голова, доктор Сорокин — первый доктор, меняющий людям внешность.
Не случайно писатели-мечтатели предпочитают описывать испытательную стадию. Новое, непривычное потрясает не только читателя, но и героев. Автор имеет возможность рекламировать свою
