понятен. Запас сил убавляется, на странствия не хватает, дальние горизонты становятся нереальными. У Ю. Олеши есть рассказ об умирающем, круг жизни которого съеживается, недостижимыми становятся страны, города, потом улица, коридор, пальто, ботинки, мир сводится к кровати и столику у кровати. Старикам (я говорю не о тех, кто сохранил бодрость духа, а о стареющих морально, душой уходящих на пенсию) свойственна отрешенность от действия, равнодушие к далекому, интерес к любовному и детальному разглядыванию близлежащего. Ольга Форш хорошо выразила это в статье, опубликованной в последний год ее жизни. Она писала, что молодежь относится к природе эгоистически, считает природу рамкой для себя, только старики любят природу ради нее самой. Конечно, в этом высказывании присутствует поэтизация собственной позиции. Молодежь действительно относится к природе эгоистически и активно, как к арене действия, как к материалу, подлежащему обработке. Только старик, удалившийся от дел, может взирать на деревья и травы, не притрагиваясь к пим, любовно разглядывая каждый лепесточек, радуясь, что жизнь не ушла, есть возможность любоваться… Любовно разглядывать каждый лепесточек — это и есть 'любить природу ради нее самой'. Но разглядывать, не притрагиваясь, может лишь тот, у кого нет деловых отношений с растительностью, кто не рубит, не корчует, не косит, не жнет. И естественно, что пассивный созерцатель с удовольствием смакует высококачественные описания, те самые, которые он пропускал в самом начале своей читательской жизни.
Почему понадобилась в этой книге такая общеискусствоведческая глава? Потому что без нее так и не понятен знаменитый парадокс 'Человека-амфибии'. Как это случилось, что кинофильм, единодушно осужденный и осмеянный критикой, собрал рекордные сборы в нашей стране и с блестящим успехом прошел за рубежом? Тут и проявилась разность вкусов гуманитарных и негуманитарных. Оказалось, что помимо влиятельного меньшинства — режиссеров, отбирающих темы по своему усмотрению, искусствоведов, критиков, знатоков, оценивающих произведения в соответствии со своим утонченным вкусом, — есть еще массы потребителей, голосующих кошельками в очереди у касс. И хотя, в принципе, темы и на самом деле должны выбирать режиссеры, а оценивать их работу — искусствоведы-знатоки, в данном случае вышла осечка, потому что все ценители — гуманитарии, а истребители в большинстве оказались негуманитариями.
Конечно, приятно стать в позицию сноба, сослаться на неразвитые вкусы масс, на необходимость не потакать, а воспитывать, не угождать, а вести за собой. Неверно все это. Не надо бойцов с поля боя тянуть в школу и семью. У бойцов свои жизненные задачи и свой взгляд на жизнь.
Все было бы правильно в позиции критика-гуманитария, если бы он, излагая свои взгляды, добавил словечко 'для'. Но почему-то это не принято. Чаще в оценках выступает абсолютное 'хорошо' и абсолютное 'плохо'. Предполагается, что у критика абсолютный вкус и он безошибочно определяет абсолютную художественную ценность вещи. А между тем сам критик-гуманитарий и смотрит на литературу с позиций гуманитария, примерно таких: 'Задача литературы — изучать глубины психологии, сюжет строится для того, чтобы в столкновении выявить характеры; велик тот, кто показал характеры сложные; гениален, кто показал сложные характеры в развитии. А характеры несложные, неразвивающиеся, обилие действия — это примитив, рассчитанный на малоразвитого читателя'.
Но ведь изображение внутреннего мира, развитие сложного характера, формирование взглядов — самое важное, самое интересное не для всех, а только для воспитателей. Им это нужнее всего, потому что они формируют характеры. А сформированные покидают парту, идут действовать в поле или в цех. Так уместно ли пренебрежение учителя к интересам ученика? Нельзя же учебник называть низкопробной педагогикой.
Вопрос этот особенно остро стоит для приключенческих фильмов и книг — они целиком обращены к воспитуемым. Фантастика же, теперь вы уже знаете сами, состоит из разных разделов. И перелистав еще раз список глав, вы и сами сможете расставить четкие 'для': для детей, для гуманитариев, для, для, для…
ВЕКТОР ВКУСОВ
Ожидаю вопрос:
— Разве разница вкусов связана только с полом и возрастом? Разве она не зависит от эпохи, нации, класса?
Вопрос правомерный. Да, существуют вкусы национальные, классовые, изменения географические и исторические. Очень интересно следить за этими колебаниями, как правило, непонятными для современников.
Есть вертикальный рост, напоминающий возрастную смену вкусов, связанный с увеличением уровня знаний человечества. Именно он диктовал удаление места действия фантастики — из темного леса к звездам. Благодаря ему происходит и омоложение адреса многих произведений. Ведь сказки 'Тысячи и одной ночи' и все другие сказки сочинялись не для детей, это в паше время они стали детским чтением. К детям ушла история Гаргантюа, приключения Гулливера и Робинзона Крузо, Айвенго и трех мушкетеров. Что же касается фантастики, — жанр этот Многосложён, и различна судьба разных его разделов. Уходит к детям фантастика познавательная, приключенческая, мечта. Развивается и ширится взрослая фантастика — утопия и антиутопия, фантастика труда и творчества, фантастика новых идей.
Но наряду с вертикальным движением есть и горизонтальные колебания вектора вкусов: повороты читателя от гуманитарной литературы к динамической и обратно. Конечно, речь идет не обо всех читателях поголовно, а о том, что ведущее большинство создается то на одном краю литературы, то на другом.
Тут, по первоначальному замыслу, я предполагал поместить главу о всемирной истории вектора вкусов. Я собирал для нее материал, мне казалось очень интересным проследить, как умирало и оживало внимание к великим художникам слова, как их забывали современники и открывали заново в чужой стране. Почему Шекспир сразу же после смерти был забыт в Англии, а полтора века спустя обрел новую жизнь на материке? Почему Дюма-отец гремел в зрелые годы, а к старости вышел из моды? Почему Стендаль был почти не замечен при жизни, а после смерти стал классиком? Почему истории смены вкусов сходны у английского и французского читателя, а у русского и американского — противоположны? Почему, почему?..
Но все это оказалось очень сложным, сложнее и значительнее всей истории научной фантастики — одного из разделов, одного из искусств, отражающих историю человеческой мысли. И волей-неволей мне пришлось отказаться от всемирной истории вкусов. Я только продемонстрирую, как менялись вкусы у потребителей советской фантастики.
На столе у меня библиография, к сожалению рукописная, не опубликованная. Составитель ее — Б. Ляпунов, автор многих книг об успехах и перспективах науки и сценария популярно-фантастического фильма 'Дорога к звездам', а кроме того, энтузиаст фантастики. По его библиографии я сделал приблизительные подсчеты и получил данные, неполные, но достаточно наглядные.
| Период | Количество названий (книг и рассказов — только первоизданий) | В среднем на 1 год |
|---|---|---|
| 1900–1917 | 31 | Менее 2 |
