работы на улицу, и постоянно растущий счет в банке, приносящий три с половиной процента в год – деньги, отложенные на старость.
Эмма опять остановилась и привалилась спиной к кованой ограде, окружавшей Королевский мюзик- холл. Из груди вырвался вздох. Время от времени, вот как сейчас, благоразумие казалось ей тяжким бременем. Она постояла несколько минут, не зная, что делать, и пребывая в состоянии крайнего возбуждения, наверняка рассердившего бы ее строгого отца-военного.
Человек не обязан быть благоразумным все время. Порой неплохо поддаться сумасбродному импульсу, позволить безрассудству взять над собой верх, но у нее никогда это не получалось. А как бы ей этого хотелось!
Она оттолкнулась от забора и шагнула к бордюру в ожидании первого попавшегося автобуса. Долой благоразумие! Она едет на Мейфэр за веером из павлиньих перьев и ей все равно, сколько он стоит. Каждая женщина имеет право почувствовать себя прекрасной и экзотичной в свой день рождения.
Маленький дверной, колокольчик антикварной лавки Доббса звякнул, приветствуя мисс Дав, но мистер Доббс не заметил этого. Он беспокойно суетился вокруг стайки молоденьких девушек, столпившихся у витрины в центре зала.
Эмма замерла на пороге. Одна из леди, юная блондинка в розовом платье, держала в руках веер. Ее веер.
Блондинка помахала им в сторону одной из своих приятельниц.
– Как думаете, подойдет для бала у Уоллингфордов? – рассмеялась она, игриво присев в реверансе.
Каждая клеточка Эммы закричала, выражая протест. Она сделала шаг вперед и остановилась. Что она может сделать? Если только силой вырвать веер из рук юной блондинки. Остается смотреть и ждать.
Словно чудесные бабочки, покупательницы кружили по залу в прелестных утренних платьях пастельных тонов, по очереди забавляясь с веером из павлиньих перьев, а Эмма топталась у входа, скрестив пальцы за спиной и моля Бога, чтобы они положили веер на место и ушли. Она слушала их веселую болтовню про предстоящий бал, про кавалеров и карточки для танцев.
– Ну так что, брать или нет? – спросила в итоге блондинка, немного повысив голос над щебетом подружек. Тут же было единогласно решено, что павлиньи перья идеально подойдут к бирюзовому бальному платью.
Эмма с отчаянием смотрела, как блондинка расплачивается за веер. Поселившаяся в душе боль была явно несоразмерна ситуации, и Эмма попыталась смириться с утратой. Это же просто веер, повторяла она сама себе, и блондинке он куда больше пригодится, чем ей. Даже если бы Эмма купила его, что бы она с ним делала? Повесила бы на стену собирать пыль?
«Блондинка молода, это весна ее жизни», – напомнила себе Эмма. Время, когда веер из павлиньих перьев будет как раз кстати, пора вечеринок, танцев и романтических отношений, пора грез и надежд, когда строятся планы на будущее – светлое, веселое будущее, когда тебе открыты все дороги.
Ее собственная молодость давно осталась позади, если вообще была.
Эмма мысленно вернулась на дюжину лет назад. Вспомнила себя в восемнадцать, девятнадцать, двадцать – как отчаянно она была влюблена, как надеялась, что мистер Паркер отвечает ей взаимностью, как ждала объяснения в любви и предложения руки и сердца, да так и не дождалась. Он женился на другой.
А потом заболела дорогая тетушка Лидия. Эмма подумала о пяти долгих годах у ее постели, пяти годах ожидания и отчаянных надежд на выздоровление тети. Но она умерла, и ее гроб опустили в могилу.
А теперь лорд Марлоу, который и не собирается печатать ее книги, который даже не читал их. Пять лет надежд и беспросветного труда, пять лет еженощного сидения, за печатной машинкой кончились ничем.
Вот такая у нее жизнь. Всю свою молодость она провела в ложных ожиданиях и надеждах. А сегодня ей стукнуло тридцать.
Покупательницы потянулись к выходу. Эмма отошла в сторонку и отвернулась, краешком глаза наблюдая за тем, как экзотический, экстравагантный веер выплывает в дверь вместе с новой владелицей, и внутри у нее что-то сломалось.
Слишком поздно, поняла она. Она столько лет откладывала жизнь, что стало слишком поздно.
Эмоции, которые она сдерживала с той самой минуты, когда покинула издательский дом, заклубились в груди. Она прижала к губам затянутый в перчатку кулачок, тщетно пытаясь совладать с собой. Вся ее ярость и все отчаяние вырвались наружу, точно бурный водный поток, сносящий по пути возведенные человеком дамбы. К несказанному ужасу, Эмма зарыдала.
Глава 4
Мужчины не в состоянии постичь, почему женщины не могут вести себя разумно. Они не понимают, что на самом деле мы ведем себя именно так.
В том, что касается семьи, Гарри считал себя человеком снисходительным, но, видит Бог, всему есть предел. Четыре дня дифирамбов талантам и очарованию гостей, и терпению Гарри настал конец. Слепое обожание Мелани, посредственное пение Нэн, ожидающий брачного предложения взгляд Фелисити и глупая болтовня Флоренс угрожали не только растоптать его чувство юмора, но и повредить разум.
К утру понедельника, когда ему сообщили, что гостьи поедут с ними на яхту Ратборна и он попадет в ловушку на целый день и вечер без надежды на избавление, Гарри понял: пора что-то с этим делать. Но только что?
Он не может просто взять и отослать этих пустышек обратно к Диллмоту. Мать обольется слезами, жуткая перспектива. Сестры пожмут плечами и примутся подыскивать ему новых невест, что еще хуже. Общественная репутация гостей пострадает еще больше, Диллмот не спустит Гарри оскорбления и найдет способ отомстить за дочерей и племянниц. Короче говоря, начнется настоящий кошмар, а Гарри всеми силами старался избежать неприятностей.
К несчастью, неприятности не всегда обходили Гарри стороной. Когда он заглянул в контору, чтобы подписать договоры с Халлидеем перед отбытием на водную вечеринку Ратборна, планы его рухнули, день
