расхохотался:
– Знаю, но за него ты должна мне не менее десяти очков!
– Десяти? Двух будет вполне достаточно. Он так ужасен, что не заслуживает большего.
– Конечно, ужасен, но подумай о теме! Кроме того, пыталась ты когда-нибудь найти рифму к имени? Поверь, это нелегко. И поскольку мне слишком часто приходилось быть соседом по столу этой дамы, я неизменно претерпевал нечто вроде приступа малярии, от которой хина – единственное действенное средство. Так что мое описание как нельзя более точно.
– Интересно, почему это?
– Поверь, побеседовав с ней, я действительно заболевал. Вполне естественное следствие общения с особой, в голове которой царит пустота: ведь мозгов у нее совсем нет.
Виола снова рассмеялась, и, глядя на нее, на золотистые блики, играющие в ее волосах, и свет улыбки, Джон невольно затаил дыхание. Пусть за восемь лет они оба изменились, но одно осталось прежним: стоило Виоле засмеяться или улыбнуться, казалось, что на небе появилось еще одно солнце. Придется снова сочинять лимерики, чтобы немного охладить пыл!
Смех неожиданно смолк, а сияние померкло. Солнце зашло за тучу, а по магазину словно пронесся ледяной ветер.
Джон повернулся, пытаясь определить причину столь ужасной метаморфозы.
Хорошенькая шатенка в вишнево-красной шляпе наклонилась над прилавком в центре комнаты, глядя на отрезы тканей и что-то с улыбкой говоря окружающим ее женщинам. И тут она подняла голову, встретилась взглядом с Джоном и коротко кивнула. На ее лице промелькнуло мимолетное выражение нежности. Джон поклонился в ответ, и женщина отвернулась.
Леди Дарвин.
Давненько он не видел баронессу! Не менее двух лет, а может быть, и дольше. Выглядела она хорошо, и Джон был этому рад. Пегги всегда была доброй, милой, любящей женщиной.
Джон заметил, что она смотрит куда-то мимо него, и, повернувшись, успел увидеть, как Виола исчезает за дверью магазина. Сердце его упало. Похоже, все усилия вернуть жену пошли прахом.
Глава 9
Черт! Джон немедленно бросился вслед за женой, но к тому времени, как успел обойти длинный прилавок, в дверях появились две солидных леди с кучей пакетов, причем каждая, в порыве вежливости, стремилась пропустить приятельницу вперед. Пришлось ждать, пока они договорятся, и прошла целая вечность, прежде чем он сумел покинуть магазин.
Оказавшись на тротуаре, Джон успел заметить, как жена быстрым шагом сворачивает за угол, на Брук-стрит.
– Виола! Подожди! – крикнул он и бросился за ней, не обращая внимания на взгляды проходивших мимо пешеходов.
Сейчас ему было безразлично, что это Мейфэр, приличный чопорный Мейфэр, где никто не кричал и никуда не бежал.
Он догнал ее на углу Дейвис- стрит.
– Куда ты идешь?
– Домой.
Он положил ладонь на ее руку.
– Гросвенор-сквер – это не твой дом.
– Сейчас это мой дом. – Она вырвала руку и продолжала идти. – И если все будет по-моему, навсегда станет моим домом.
– Нельзя ли нам поговорить об этом?
– Решил поговорить, вместо того чтобы просто уйти? – прошипела Виола, не глядя на него. – Ничего не скажешь, благоприятные перемены. Но нет. Я не хочу разговаривать, потому что мне нечего сказать. Я не хочу тебя видеть. Не хочу проводить с тобой время. Не хочу выбирать шторы для твоей библиотеки. Зато хочу, чтобы ты ушел и оставил меня в покое. Не желаешь сделать Бертрама своим наследником? Это твое невезение, до которого мне дела нет.
Они дошли до конца квартала и стали переходить Дьюк-стрит, но тут Джону пришлось вытаскивать Виолу едва ли не из-под колес тяжело груженной телеги.
– Ради Бога, Виола, поосторожнее!
Она подождала, пока не проедет телега, после чего снова вырвалась и стала переходить мостовую, хотя на этот раз смотрела, куда идет. Джон оставался рядом, пока они не оказались на другой стороне. Но когда Виола свернула к площади, Джон остановился и долго смотрел ей вслед, в надежде, что она обернется. Она не обернулась.
Да и стоит ли бежать за ней? Он спросил, могут ли они поговорить, но она вполне справедливо указала, что говорить им не о чем.
Он подождал, пока Виола подойдет к дому Треморов, и с проклятием ударил кулаком о ладонь. Дьявол все побери, они только-только поладили!
Появление Пегги Дарвин было худшим из всего, что могло случиться. Неужели нечто подобное ждет их каждый раз, когда они куда-нибудь соберутся выйти? Если так, не помогут никакие молитвы.
Она по-прежнему не оглядывалась. Может, лучше действительно оставить ее в покое?
«Конечно, ты уйдешь. Ты всегда уходишь…»
Только не в этот раз.
Джон пересек Гросвенор-сквер и вошел в дом как раз в тот момент, когда она ступила на верхнюю площадку лестницы.
– Виола, подожди.
Она не остановилась.
– И кто же из нас убегает? – крикнул он ей в спину.
Его слова отдались эхом в холле, но ответа он не получил. И тогда, игнорируя любопытные взгляды слуг Тремора, Джон помчался по лестнице, стараясь догнать Виолу, что удалось ему только в конце коридора второго этажа. Виола попыталась захлопнуть дверь перед его носом, но не на того напала! Джон успел схватиться за ручку и ворваться в комнату.
Он сразу понял, что оказался в спальне Виолы. Селеста Харпер, ее горничная, раскладывала на постели туалеты госпожи.
– Харпер, оставьте нас, – велел он.
– Нет, Селеста! – вскинулась Виола. – Оставайтесь па месте!
Джон больше ничего не сказал, однако горничная знала, кому подчиняться. В конце концов, кто платит жалованье, тот и хозяин, а в данном случае платил Джон. Поэтому девушка поспешно сделала книксен перед господами и поспешила прочь.
– Как ты смеешь преследовать меня, да еще и командовать моей горничной?! – возмутилась Виола, как только закрылась дверь. – Это не твой дом. Немедленно убирайся, или я прикажу Энтони выбросить тебя вон!
– Нельзя же вечно прятаться за спину брата. Это ничего не решит.
– Убирайся! Иди и поищи дамское общество, которое будет к тебе более благосклонно!
– Больше этого не будет! Клянусь Богом, не будет! Я не собираюсь вести с тобой постоянную войну и не потерплю, чтобы ты постоянно напоминала мне о тех обстоятельствах, которые я не в силах изменить. Прошлое есть прошлое, и с ним уже ничего не поделать! И больше мне нечего сказать.
– То есть как это «нечего сказать»? Почему не придумать что-то остроумное, меткое, чтобы рассмешить меня и отвлечь от неприятной ситуации, сложившейся между нами? Разве это не твоя обычная тактика?
Эти слова ранили Джона. Жестоко. Глубоко. Но он не пожелал показать Виоле, насколько сильно задет.
– Как ни странно, дорогая,
– Ну да, понять и простить? Весьма удобно для тебя!
– Хочешь, чтобы я подробно рассказал о Пегги, чтобы ты еще сильнее стала меня презирать? – раздраженно спросил он, изнемогая от бесплодности этого разговора. – Ты этого хочешь?
Виола не ответила.
– Кое- кто из женщин, с которыми я флиртовал, совершенно мне безразличны, – продолжал он, уязвленный ее молчанием. – Вроде Энн Помрой. Она использовала меня, я использовал ее. Неприятно, но это так. А вот Пегги была другой. У нас с ней много общего. Поэтому мы и сошлись. Одиночество наших пустых, бессмысленных, разумных браков.
Боль исказила лицо Виолы, боль, которая отразилась и в его глазах. Но Джон не остановился.
– Мы с Пегги утешали друг друга. Поверь, мы оба нуждались в утешении.
– Не нужно! – простонала она, зажав уши руками. – Я не хочу этого слышать!
– Ты должна все выслушать, поскольку постоянно осыпаешь меня упреками. Мы с Пегги были любовниками чуть больше года. Она была веселым компаньоном и теплой, любящей женщиной. И мы оба наслаждались нашими отношениями. Пока они длились.
– Отвратительно уже то, что мне приходится повсюду сталкиваться с твоими любовницами. Я не обязана стоять здесь и слушать, как ты поешь им дифирамбы.
Виола попыталась обойти мужа, но Джон загородил ей дорогу.
– Почему нет? Или это действительно тревожит тебя? – Он вдруг понял, как безжалостно мучает ее, но упрямо продолжал говорить, чувствуя, что жесток, что… черт побери, виновен во всем! – Разве Снежные королевы нуждаются в ком-то?
Виола отвернула лицо, но ему был виден ее профиль. Он заметил, как дрогнули ее губы и сжались в, тонкую жесткую линию.
– Я мог бы сказать, что связь с Пегги ничего не значила, потому что именно это обычно говорят мужчины своим женам, но в данном случае я солгал бы.
– Можно подумать, тебе так трудно лгать!
– Но для меня она значила много. Только это была не любовь, даже близко не напоминало любовь. Просто два одиноких человека искренне симпатизировали друг другу и нуждались в тепле и доброте.
– Пегги Дарвин была влюблена в тебя!
– Вздор!
– Это не вздор. Она с ума сходила по тебе, и все это знают. Все, кроме тебя.
Виола попыталась отвернуться, но Джон схватил ее за плечи.
– Это не любовь, Виола, это совсем другое – вожделение, потребность поговорить с кем-то, найти утешение в чьих-то объятиях, и больше ничего.
Виола недоверчиво покачала головой, но ничего не сказала. Джон сжал ее подбородок, повернул лицом к себе и увидел влажную дорожку на щеке. Слеза упала на руку и обожгла кожу.
–
