образом убеждало меня, что аутодафе совершилось совсем как по-настоящему.
Квартира у них была крохотная — типичное новостроечное жилье с микроскопическими комнатами и окнами во всю стену, — но в детстве она казалась мне огромной, безграничной. Она выглядела как приемная в целый мир тайн. За каждой дверцей шкафа мне мерещились анфилады залов, за дверью кладовки — винтовая лестница. Про зеркала скажу только одно — то, что там отражалось, абсолютно не походило на то, что было в действительности. Впрочем, наверно, все дело было в моем разыгравшемся воображении.
Трамвай наконец доехал. Мы прошли метров сто по усыпанной листьями улице до одинокого точечного дома, похожего на белый утес, поднялись на лифте на двенадцатый, а может, и тринадцатый этаж (я все время забывала). Мама зашуршала пакетом с подарками, папа позвонил в дверь. Внутри раздались приглушенные голоса, звук шагов, и на пороге возникла тетя Наташа, светясь приторной улыбкой. За ее спиной виднелся дядя Игорь. Из кухни тянуло чем-то горячим и вкусным, с корицей.
— Здравствуйте, здравствуйте! — протянула тетя Наташа. — Заждались. А Гелечка-то как выросла! Взрослая девочка стала, не узнать! А красавица-то какая! Сашуля, беги сюда, погляди на Гелю…
От тети Наташиных похвал я не знала, куда прятать глаза. Особенно меня смутила последняя фраза. Краем глаза я видела, что мама морщится, и даже знала, о чем она сейчас думает: что тетя Наташа сыплет похвалами исключительно ради того, чтобы кого-нибудь сглазить.
Тетя Наташа наконец отстала от меня и принялась захваливать маму, восхищаясь ее цветущим видом и вечной молодостью. Дядя Игорь увел папу на кухню, поговорить о каких-то своих делах. Я сняла куртку и повесила на один из латунных крючков вешалки. И эта вешалка, и высокое зеркало с ящиком для обуви, от которого Саша когда-то открутил и потерял ручку, и выцветшие желто-коричневые обои — ничто не изменилось. Все выглядело, в точности как полтора года назад, когда я побывала тут последний раз. «Как будто вернулась в позапрошлый год, — подумала я. — И тетя Наташа все такая же — лисичка со скалочкой».
— Саша, выйди поздоровайся, — крикнула тетя Наташа.
Из комнаты донесся незнакомый мне угрюмый баритон:
— Добрый вечер.
— А выйти?
— Я занят.
— И все-то он занят, — сокрушенно произнесла тетя Наташа, взглянув на моих родителей. — Я иногда и не пойму чем. Проходи, Гелечка, в гостиную, пусть этому грубияну будет стыдно.
Я сделала несколько шагов и застыла в дверях. На диване, вполоборота ко мне, сидел и щелкал пультом абсолютно взрослый беловолосый парень в спортивном костюме. Логика подсказывала, что это Саша, но я смотрела и не узнавала. Гордая посадка головы; лицо — неподвижное, самоуверенное, нереально красивое; холодный взгляд без выражения; очень светлые, серые с желтоватым отливом глаза. В его облике сквозило что-то слегка женственное: припухшие уголки довольно узких губ, матовая бледность, удлиненные серые глаза. Но жестокое, надменное выражение — то, что осталось с последнего раза от «великого инквизитора», — теперь, казалось, было для этого лица нормой.
— Что там за безобразие? — спросила тетя Наташа, указывая на телевизор.
Парень медленно повернул голову и недовольно посмотрел на тетю Наташу.
— «Мясорубка», хит-парад… скандинавская десятка, — цедя слова, как будто ему лениво отвечать, произнес он.
От его голоса у меня по коже прошел озноб.
— Привет, — беззвучно сказала я.
Парень остановил на мне взгляд, криво улыбнулся и повернулся к телевизору.
— Проходите к столу! — захлопотала тетя Наташа. — Игорек, иди, здесь наговоритесь! Гелечка, садись на диван, к этому буке поближе.
Я все-таки решила уточнить обстановку и выяснить, точно ли Саша сидит на диване. Спросить: «Кто это? » — мне показалось глупым. Я шепотом осведомилась у тети Наташи:
— Это Саша?
Мама и тетя Наташа покатились со смеху.
— Сашуля, Гелечка тебя не узнала! — заявила тетя Наташа. — Спрашивает, кто это там сидит?
Саша недовольно покосился на нее, дернул плечом и молча повернулся к экрану.
— Что ты застряла в дверях? — укорила меня мама. — Проходи, садись рядом с Сашей. Спроси его, что он смотрит.
— Наверно, что-то очень интересное? — игриво спросила его тетя Наташа. Саша даже виду не подал, что услышал.
«Чего они достают человека дурацкими вопросами? » — с внезапным негодованием подумала я и решительно прошла к дивану. Саша, не глядя на меня, демонстративно отодвинулся, хотя я села не меньше чем в полуметре, чтобы не смущать его своим присутствием.
— У Сашеньки последнее время так испортился характер! — громко жаловалась тетя Наташа. — Грубый стал невыносимо. Отцу хамит, меня не слушает. Художественную школу бросил…
— Ты правда бросил художку? — шепотом спросила я.
— На хрена мне это надо, — ледяным тоном ответил Саша, покосившись в мою сторону. — И так времени ни на что не хватает.
У меня снова мороз по коже прошел от его голоса.
— Он теперь на карате записался, — не без гордости сказала тетя Наташа, услышав его последнюю реплику. — Будет защищать старушку-маму.
Саша поднял голову и ухмыльнулся таким бандитским оскалом, что я невольно отшатнулась.
— Получу черный пояс, буду участвовать в кумитэ, — злорадно сказал он. — В боях без правил, кто не понял. На деньги. Заработаю тысяч десять, куплю байк. Бороду отращу лопатой… вдену серьгу в нос… сделаю татуировку на заднице в виде задницы…
— Ты видишь, каким он стал? — с наигранной горечью воскликнула тетя Наташа, обращаясь к маме.
Мама опасливо покосилась на Сашу и принялась рассказывать о моих успехах в училище. Я сидела рядом с Сашей, едва смея дышать, чтобы не вспугнуть то, что происходило сейчас на этом отрезке времени и пространства. А то, что здесь нечто происходило, я ощущала очень отчетливо. Реальность вокруг меня самопроизвольно изменилась. Я смотрела на сервант с хрусталем и фарфоровыми зверями, на истертый ковер — поле былых сражений, на звездное небо за окном, на лица людей, которых знала всю жизнь. И ничего не узнавала. Сохраняя прежние формы, уходящие в дремучее детство, о котором не осталось воспоминаний, реальность наполнилась новым, таинственным содержанием. Я чувствовала, что вхожу в незнакомую область, где от меня ничего не зависит.
С кухни пришли отцы, и тетя Наташа пригласила всех за стол.
— Саня, переключи программу, — попросил дядя Игорь. — Под такой рев пища не усваивается.
— Да, действительно, — с облегчением кивнула моя мама. — Выбери, Сашенька, что-то мелодичное, чтобы разговору не мешало.
— Такого я не слушаю, — угрюмо ответил Саша, и не думая шевелиться.
— Тогда вообще выключи телевизор, — рассердился дядя Игорь. — Я что, должен весь вечер напрягать голос, чтобы перекричать твою музыку?
Саша исподлобья взглянул на отца. Я подумала, что он сейчас скажет какую-нибудь грубость, но он молча встал, взял магнитофон, стопку кассет и ушел. Через полминуты из кухни послышалась музыка.
— Ты кушать-то будешь? — крикнула тетя Наташа, но ответа не дождалась.
— А говорил, музыки нормальной нет, — укоризненно заметил папа, принимаясь накладывать себе салаты.
— Иди, Гелечка, на кухню, пообщайся с Сашенькой, — сказала мама. — Мы пока посидим, поболтаем о своих взрослых делах, а вы потом перекусите…
Я покорно выскользнула из-за стола и направилась туда, куда меня и так тянуло, как магнитом.
