мешком дорогих подарков.
— Садитесь, Яков Семенович, — она выскочила из-за стола и пододвинула мне кресло, в которое я с облегчением плюхнулся. Нет, не люблю, когда меня лупят по башке.
Тем временем добрая бабушка Ольга уже несла мне чашку крепко заваренного чая и сдобную булочку. Чай был сладким, булочка — мягкой, и я стал немного приходить в себя.
— Ну, рассказывайте, что у вас хорошего, — попросила хозяйка кабинета, умильно глядя на меня. Ей доставляло удовольствие хоть кого-то напоить чаем и накормить. Ее дети и внуки жили отдельно и, если не ошибаюсь, в Петербурге.
Будь мне лет семьдесят, я бы ни на секунду не усомнился: лучшей подруги на закате жизни мне не сыскать. Увы, мне пока было в два раза меньше. Дивный возраст для мужчины. Итак, что же у меня хорошего? — спросил я сам себя и ответил себе:
— Я жив. Уже большой плюс. Однако бабушке Ольге требовалось рассказать нечто природоохранное. Я мучительно напряг память, пытаясь вспомнить хоть какой-нибудь экологический сюжет из раздела «Пестрая смесь».
— Началась миграция зайца-русака, — выдавил я неуверенно. Слава богу, что чай оставался у меня в чашке, и вынужденные паузы можно было маскировать глотками. — Пользуясь этим, браконьеры оставляют капканы на всех заячьих тропах… Имеются многочисленные жертвы… — Я чуть не сказал машинально «человеческие жертвы», но вовремя осекся. Зайцы — это вам не медведи или крокодилы, людей не грызут.
— Да чего ж тут хорошего? — простодушно удивилась Ольга Афанасьевна. — Сущее безобразие!
— Безобразие, — подтвердил я, пытаясь выпутаться из капкана, который сам же себе поставил. И чего я вспомнил об этих зайцах? А о чем я вообще должен был вспомнить? — Именно безобразие. Но мы держим ситуацию под контролем. — На месте Ольги Афанасьевны я бы непременно усомнился, как можно держать под контролем все заячьи тропы, особенно в разгар охотничьего сезона. Или этот чертов сезон не весной, а осенью?
Впрочем, для бабушки Ольги любое слово, изроненное крупным специалистом Госкомприроды Яковом Штерном, обсуждению не подлежало.
— Вот и правильно, — облегченно вздохнула она.
Пользуясь ее вздохом как трамплином для смены темы разговора, я поспешно поинтересовался:
— А что у вас интересненького?
Голова моя гудела уже чуть поменьше. Еще минут десять — и можно подниматься обратно на шестой этаж. Хочется верить, что мой террорист уже смылся из здания и не подстерегает меня на лестнице с дубинкой. Хотя я уже предупрежден и второй раз так просто не дамся.
Ольга Афанасьевна пожала плечами:
— Да все по-прежнему. Читаю региональную прессу, учитываю характер публикаций, настроения…
— И какие же настроения преобладают? — из вежливости полюбопытствовал я.
— Мистические, — горестно поджав губы, ответствовала бабушка Дронова. — Апокалиптические. О чем раньше писали областные газеты? Укос и намолот, производительность труда и победители соревнования. А о чем, спрашивается, пишут газеты сейчас? О грядущих путчах, о предсказаниях колдуна Джумбо и о конце света. Шутка ли, Яков Семенович?
Я понимающе кивнул.
— Какая-нибудь серенькая «Полысаевская правда», — с печалью в голосе продолжала Ольга Афанасьевна, — теперь, понимаете, трактует Нострадамуса или пророчества тамплиеров. А вы представляете, Яков Семенович, какая нынче самая модная тема в наших газетах?
— Задержка зарплаты, — сказал я наугад. Мне казалось, что эта-то тема никогда у нас не выйдет из моды.
— Ошибаетесь! — бабушка Дронова отрицательно покачала головой.
— Представьте себе, зомби. — Это что-то гаитянское? — не без удивления произнес я. В моих ушибленных мозгах мелькнуло туманное воспоминание о каком-то давно читанном романе Грэма Грина. Нет, не знаток я модных газетных тем. Ну, не знаток — и все тут!
— Гаитянское? — недоуменно переспросила Ольга Афанасьевна. — Да нет же — отечественное! Эти умники называют так людей, запрограммированных на определенные команды. Якобы любого человека можно закодировать — как от алкоголизма, — и он, мол, станет исполнять чужую волю… Разве не бред?
— Бред, — согласился я без раздумий. Мой бывший коллега по МУРу Ванька Петров как-то тоже пробовал кодироваться от алкоголизма. На следующий же день рискнул проверить: будет ли его тошнить теперь от водки? Выпил рюмку, выпил две, одолел всю бутылку — хорошо, собака, идет, не тошнит! Закусил пирожком с мясом — и вот тут-то как затошнило! Мясо в пирожке оказалось несвежим. Анекдот.
— Вот я и говорю, — развела руками хозяйка кабинета, показывая на кучу газетных подшивок. — Но люди-то верят во всю эту дребедень. Верят, Яков Семенович, письма в редакции пишут…
Я скорбно кивнул. К счастью, эта модная тема еще не всплыла несколько лет назад, когда я служил в МУРе. Представляю, какая бы лафа была бандитам и убийцам. Я, мол, гражданин начальник, не ведал, что творил. Меня, гражданин начальник, какая-то сука запрограммировала. Так что ищите теперь гипнотизера-программиста, а с меня, Феди Косого с четырьмя судимостями, и взятки гладки. И отпускай-ка меня быстрее на волю как невиноватого, а то я гражданину прокурору буду жаловаться. Не отпускаешь, падла? Может, ты и сам будешь зомби?..
Тут я очень вовремя вспомнил о программисте Михаиле с шестого этажа, который уже наверняка гадает, куда это подевался суровый налоговый полицай.
Вспомнил и стал прощаться с гостеприимной Ольгой Афанасьевной.
— Заходите к нам почаще, — ласково говорила мне вслед добрая бабушка Дронова. — А то сидишь тут одна, пыль с газет сдуваешь…
— Обязательно зайду, — обещал я уже в дверях. Почему бы, в самом деле, не бывать здесь почаще? Здесь милые люди, провожают под руку, угощают чаем, беседуют уважительно. Важно только не посещать в одиночестве сортир — во избежание несчастных случаев. Либо ходить туда с каской на голове. Правда, тут же сообразил я, в комплект к каске полагается еще и военная форма, в которой сотрудник Госкомприроды Штерн смотрелся бы странно. Хотя бродить по этажам в каске и в элегантном костюме — страннее вдвойне. Увидев такое чучело, даже сердобольный Иван-не-Дени-сович — и тот вызовет карету «Скорой помощи» с санитарами. Кстати, карета у подъезда уже имеется. Не меня ли ждет?
Тревожно озираясь по сторонам, я пешком поднялся обратно на шестой и вошел в секретную комнату в тот самый момент, когда на экране компьютера наш пятнистый Ка-50 стремительно заходил на цель. Целью был другой боевой вертолет, судя по эмблеме, украинский. «Доиграемся», — недовольно подумал я. Сначала какие-то хохмачи смастерили «морской бой» за Черноморский флот, теперь дело уже дошло до войны в воздухе. Завтра эти придурки сочинят игру «Взятие Киева», и бело-голубо-красные пехотинцы станут пулять в жовто-блакитных противников. А что потом? Отзываем послов?
— Неужели так увлекательно? — сердито поинтересовался я у компьютерного Мишеля, собирая пачку отпечатанных листов досье и пряча их в свой «дипломат» — Они ведь, Михаил, тебе вроде не чужие. Все-таки братья-славяне…
— Так ведь понарошку, Як-Семеныч, — пробормотал этот юный милитарист. — Виртуальная… о-о, готов!.. виртуальная реальность.
Мишель убрал с экрана игру и удовлетворенно откинулся на спинку стула.
Мебель здесь тоже была американская, очень удобная. Покойный Полуактов устраивал тут наблюдательный пункт всерьез и надолго.
— Все равно гадость, — проворчал я, запирая свой «дипломат» на ключик.
Вшивенький, но замок. Не раскроется хотя бы в метро. —Лучше бы поработал для родного Госкомитета.
— А чего работать? — пожал плечами Мишель. — Скоро, говорят, мою ставку вообще сократят,
