Предупреждаю, не бегите ко мне, когда он начнет вас лупить!
Инь-чжан гордо ответила:
— Даже если меня приговорят к смерти, я не обращусь к вам!
Действительно, брак оказался очень несчастным. Муж всем жаловался, что Инь-чжан, стегая одеяло, сама себя зашила внутри, а пояс халата накрепко пришила к вороту. Уж он бил и колотил ее и обещал избить до смерти.
Несчастная Инь-чжан горько каялась, что не послушалась советов матери и Пань-эр, и написала им письмо, умоляя о помощи.
Когда мать получила письмо, она горько зарыдала, а Пань-эр принялась ее утешать:
Не предавайтесь кручине!
Разгладьте на лбу морщины!
Я сейчас поеду туда и поговорю с ним. Уж я буду щипать его и гладить его, обнимать его и ласкать его, пока он растеряет весь свой разум. Я положу ему на нос кусок сахару, но не сможет он его ни лизнуть, ни съесть, пока не даст Инь-чжан развода.
Она надела вышитое платье, заколола прическу булавками из зеленого нефрита, наняла повозку и поехала в город, где жила Инь-чжан. Здесь она пригласила негодяя-мужа в трактир и призналась ему, что давно его любит и хочет выйти за него замуж. В этой любви она поклялась самыми страшными клятвами:
— Пусть в моей каморке переедет меня лошадь! Пусть мне ноги переломают фитилем от лампы!
— Эй, слуга, тащи вино! — завопил на радостях муж.
— И не надо вина, у меня десять бутылок в повозке.
— Пусть зарежут барана!
— И этого не надо. У меня в повозке есть жареный.
— Тогда я куплю тебе красивый шелк!
— Не надо. У меня два куска красного шелка в сундуке. Что ваше — то мое, что мое — то наше!
Негодяй поспешил домой, дал жене свидетельство о разводе и опять побежал к Пань-эр. Но хитрой красотки и след простыл.
— Эй, слуга, приведи мне лошадь, я поеду ее догонять.
— У кобылы родился жеребенок.
— Приведи мула!
— Мул охромел!
— Приведи осла!
— Осел потерял подкову.
Тут он понял, что его обманули, побежал домой, вырвал из рук Инь-чжан свидетельство о разводе, сунул его в рот, разжевал и проглотил. Инь-чжан ужасно испугалась, как бы он не убил ее. Но — о счастье! — хитрая Пань-эр подсунула копию, а свидетельство цело. И счастливая Инь-чжан выходит замуж за студента».
Гуань Хань-цин закончил чтение новой пьесы и обвел актеров сияющими глазами. Они кричали от восторга, смеялись, поднимали кверху большой палец в знак одобрения.
— Ах, что за очаровательная роль! — воскликнула Юнь-ся. — Сколько в ней кокетства, ужимок, улыбок. Мне не терпится сыграть ее! — Она вскочила, скользнула правой рукой от груди к колену, будто поправляя костюм, и поворотом кисти откинула руку назад.
— Погоди, Юнь-ся, ты вечно выскакиваешь! — прервал ее красавец Цзи Цзюй-нэн. — И без того понятно, что ты будешь играть Пань-эр, а почтенная госпожа Лэй — матушку Инь-чжан. А вот кто будет играть самое Инь-чжань. Без Яо-фэй эту пьесу не придется ставить.
— Может быть, Яо-фэй завтра вернется, — сказал Лэй Чжень-чжень и шумно вздохнул.
Уже целую неделю лодка качалась на якоре в маленькой бухте, актеры слонялись без дела, еда становилась все скуднее. Ежедневно в течение недели Лэй Чжень-чжень с утра уходил умолять Яо-фэй о возвращении, и каждый вечер приходил хмурый, как грозовая туча, так и не повидав жену. Ее родители заперли ворота и сидели, как в осажденной крепости, а Лэй Чжень-чжень целые дни стоял на улице перед домом, и ни на посулы, ни на угрозы не было ответа. Только кумушки высовывали носы в щелки своих ворот и хихикали, да деревенские мальчишки провожали его и на почтительном расстоянии кричали непочтительные слова.
Наконец наступил день, когда кончились и деньги, и припасы, и на обед было подано лишь по зубчику чеснока, завернутого в тонкий блин. Умный Лю Сю-шань посмотрел на эту еду, выкатил глаза и закричал:
— Эй, Лэй Чжень-чжень! Моя жена не обязана голодать по вине твоей жены. Пора нам тронуться в путь и сыграть новую пьесу. Роль Инь-чжан может сыграть любая женщина, было бы личико смазливо. Моей жене надо каждый день давать мясное блюдо, иначе она ослабеет. Для роли Инь-чжан не надо ни голоса, ни таланта. Кто хочет, может сыграть!
Погу задумчиво поддержал его:
— Это верно, в роли Инь-чжан вовсе нет пения.
— И нет акробатики, — сказал Цзинь Фу. — Все движения простые.
— Я могу кувыркаться, — робко вытянув шейку, сказала Маленькая Э. — Пожалуйста, если это нужно. Я могу кувыркаться вперед и назад, ходить на руках, стоять на голове…
Сюй Сань гневно дернула ее, и она замолчала.
— Ну, и что же! — завопил Лэй Чжень-чжень. — Из зависти к Яо-фэй вы принижаете роль.
Но Лю Сю-шань не обратил на него внимания и продолжал кричать:
— Моя жена не привыкла к такой пище! Доставайте Инь-чжан где хотите! Из-за Сюй Сань остались
