-- И многих съел этот самый людоед? -- спросил я, озираясь на чёрную стену леса.
-- Никого не съел. С капканом не разгуляешься. На тракториста в голодном отчаянии набросился, грудь помял. В больницу увезли парня. Так ведь сам виноват, -- хлопнул себя по колену Иван. -- Браконьерил. Капкан у привады на медведя поставил. Приехал на тракторе, видит - тигр попал. Наехал гусеницей на трос. Тот, понятно рассвирепел. Рванулся в злобе неукротимой, оборвал бревно-потасок и кинулся на обидчика... Да на счастье зацепился поначалу капканом за валежину, а то бы насмерть загрыз несчастного.
-- Что же дальше?
-- Я в тот день на лесопункт приехал в Таёжку. Сидим с мужиками в мехмастерской, сетуем на неурожай в тайге желудей и орехов. Туго кабанам придется, подкормку надо делать. Вдруг завгар влетает с криком: 'Федьку, тракториста, тигр задрал! На Лысой горе, возле Белого камня'. Я мигом на машину и туда. Нашёл полянку, где все случилось. Жуткое дело - кровь на снегу. Сразу - то и не понял чья. А пригляделся - отлегло. Тигр раненой лапой окровянил снег. Кругом клочья одежды валяются. Федьку увезли к тому времени в больницу на лесовозе. Отыскал я след без труда. Рядом, справа, борозда тянется. Пошёл стороной. Пройду километра два и обрежу след за какой-нибудь чащобой. Все надеялся, что заляжет тигр где-нибудь в буреломе. Не залег. Вижу, в Сухой лог тянет. По отметинам в снегу определил: молодая тигрица и сукотая. Нет - нет, да и черкнёт отвисшими сосками по нетронутому снегу. Как понял, что преследую брюхатую самку, да ещё и с тяжелым капканом, всякое желание стрелять в людоедку пропало. Сами же люди довели ее до такого состояния! И хоть она ещё упорно вела меня в самую глухомань, чувствовалось, что силы постепенно покидают ее, шаги становились все короче. В Сухом логу, в зарослях камыша, на всякий случай снял затвор с предохранителя. Иду, вперёд поглядываю. Вдруг сзади как рявкнет! Я так и сел в снег со страху, скажу тебе откровенно... И карабин выронил...
-- Ну?! -- подался я в нетерпении к Ивану.
-- Что ну? -- покачал головой егерь. -- Вот, как тебя, видел её вблизи. Стоит, не шелохнётся, только кончик хвоста: туда - сюда, туда - сюда...
-- Стрелял бы! -- необдуманно выпалил я.
-- Стрельнёшь, пожалуй, когда сидишь в снегу, карабин валяется чёрт знает где, а зверь - вот он, в пяти шагах над тобой. Застыл я, как в гипнозе. Ничего кроме глаз тигра не вижу. А в них, не поверишь, мольба и слезы...
-- Ну, это тебе показалось...
-- Может, и показалось, а только запомнились мне эти глаза: жёлтые, с капельками в уголках и какие-то совсем не злые, а просящие... Рыкнула тигрица, звякнула железом и прыгнула в густой ельник, что по склону растёт. А там и стемнело скоро. Поднялся я ни живой, ни мёртвый. Еле-еле до машины добрался, так разбило всего. То ли от пережитого стресса, то ли еще от чего...
Дорога запетляла промеж наклоненных снегом тонкоствольных пихт. Машина юзила на раскатанной колее, вихляла на поворотах. Иван молчал, следя за тем, чтобы не врезаться в деревья, возникающие перед самым капотом.
'Гончарук не из робкого десятка, -- вцепившись в скобу, думал я. -- И уж если на него страх напал при встрече с тигром - каково же мне придётся!' Словно угадав мои мысли, тот попытался успокоить:
-- Вместе пойдём. Надёжнее. Один, в случае чего, сзади прикроет...
-- Где же мы тигрицу искать начнём? Тайга большая.
-- Найдём, вокруг фермы гуляет, голод её заставляет идти. Собаку у пастуха недавно съела, бычку годовалому спину перебила. Доярка поблизости оказалась, завизжала. В сеновал заскочила и дверь за собой прикрыла. Сидит в сарае, криком исходит. А тигр на неё ноль внимания. Бычка разодрал в два счета, но не успел подкрепиться: зоотехник некстати вернулся с вилами. Ткнул тигра в бочину и вскочил на пожарную лестницу. Рявкнул тигр и за ним. Походил вдоль кирпичной стены кормоцеха и перемахнул через забор. И снова кадило раздули: тигр чуть доярку не загрыз. Зоотехник в героях ходит - спас женщину от верной гибели. И пошло, и поехало. Одна история страшнее другой. Уйти бы тигру в тайгу, утихомириться. Да голод не тётка, вновь на ферму гонит, запах скота привлекает.
А силы уже не те. Отощал зверь. С пудовой побрякушкой на лапе кабана не одолеть, изюбра не догнать. Вот и мается, на последнем издыханьи, считай. На ферме в Таежке псы скулят, в конуры позабились, хищника чуют. И люди боятся, из домов не выходят. Скот в загонах не кормлен, не поен. Коровы мычат не доены. А недавно шофёр остановился у моста воды из проруби набрать. Глядь - лежит тигрица под обрывом, не шевелится. Посчитал: издыхает. Добить решил. Шкурой соблазнился. Схватил монтировку и - трах тигра по лбу. Сейчас и сам с переломанной ключицей в больнице отлёживается. Этих оснований вот как хватило, чтобы объявить тигрицу людоедкой. Теперь понял, что к чему?
Я молча кивнул.
Уже совсем рассвело, когда наш 'уазик' въехал в распахнутые настежь ворота фермы на окраине Таежки. С высокой кучи прелой соломы сполз старик-сторож в драной ондатровой шапке, в валенках и залатанной шубе. В руках он держал видавшее виды ружьё. Деду порядком наскучило сидеть всю ночь один на один с холодным безмолвием угрюмой тайги, и он обрадовался приезжим. Торопливо выйдя навстречу старику, Иван о чём-то недолго говорил с ним. По жестам сторожа, показывающего рукой в сторону Дремучего ключа, я понял: тигр приходил под утро, но пробраться в закрытый наглухо коровник не смог. Из своего укрытия старик пальнул в темноту дробью, и тигр нехотя удалился.
-- Поехали, -- возбужденным голосом проговорил Иван, включая зажигание.
Мотор, однако, не заводился. Иван, нервничая, подал мне рукоятку. Я крутанул несколько раз и быстро выбился из сил. Егерь не вытерпел, выскочил из машины и начал вращать так, что автомобиль задёргался, запрыгал, зачихал. Наконец, мотор ровно загудел...
-- Скоро понаедут сюда остальные егеря, штатные промысловики - всю обедню испортят, -- выезжая за ворота фермы объяснил Иван причину своей горячности, -- а нам надо первыми след ухватить.
Возбуждение Ивана передалось мне. Пальцы, тискавшие двустволку, онемели от напряжения. За деревней мы загнали машину под крышу ветхой, заброшенной кузницы, наскоро перекусили и помогли друг другу надеть рюкзаки. Оба ствола я зарядил круглыми пулями, а Иван загнал в свой егерский карабин обойму боевых патронов. Через полчаса Гончарук, шедший впереди, показал глубокие ямки в снегу. Сначала мне показалось, что это следы человека, обутого в валенки, но борозда справа заставила меня вздрогнуть: тигр прошёл!
Мы осторожно двинулись вперед, просматривая заросли орешника и лимонника, беспокойно оглядываясь. Повадка тигра заходить в спину преследователю - хорошо известна. И я в душе был горд от мысли, что Иван взял меня с собой, чтобы прикрыть себя с тыла. Однако через полчаса, когда следы потянули влево, в сторону фермы, Иван остановил меня жестом.
-- Стой здесь, -- распорядился. -- Она где-то неподалеку. Я пойду проверю, попробую обрезать её от деревни и завернуть обратно в тайгу. Погоним к Партизанскому. Если увидишь зверя - пугани дуплетом. Я дам тебе сигнал двигаться вперёд ответным выстрелом.
Он ушел, а я остался наедине с заснеженными деревьями, высоко взметнувшими в небо недосягаемые вершины. Тишину ясного утра изредка нарушали возня кедровок, цоканье белки и теньканье каких-то маленьких пичужек. Я прислонился спиной к прямому стволу остроконечной пихты, раскрыв рот, вслушался в необычный бело-зеленый мир, всегда загадочный и прекрасный. Что-то тихо звякнуло в сотне шагов от меня и смолкло. Потом ещё раз, ещё... Я напрягся, держа вертикалку наизготовку, не шелохнувшись, всматривался в сторону непонятных звуков. Вдруг меня словно пронзило чем-то острым, отчего тотчас стало жарко. Сомнений нет: тигр брякает капканом! Неожиданно я увидел впереди тёмно- рыжее пятно. Оно качнулось, переместилось влево.
Тигр!
Я вскрикнул, подбадривая себя, и дважды нажал на спусковые крючки. Грохот почти одновременных выстрелов шумной волной прокатился над лесом... Свирепый рык, постепенно удаляющийся, напомнил мне, что зверь еще силен и опасен.
-- Уходит! -- торжествуя, заорал я, обретая уверенность от того, что теперь не нужно бояться каждого куста. Тигр - вот он, впереди, я вижу его и потому не боюсь.
