В соседней комнате, где обитала Элька и где была ее «студия», она подвела Алешку к мольберту. На подрамнике находилась в работе будущая картина.
– Парадный портрет мамули, – объяснила Эля, сдергивая с портрета заляпанную красками простыню.
Портрет был еще не закончен. Он был сделан в полный рост. Но на нем еще не было, например, лица, только глаза выписаны, а остальное – легкие штрихи угольком. А фигура была написана полностью. На плечи мамули была накинута шкура леопарда. И вся эта фигура была обвешана украшениями. Примерно как мадам Брошкина. Только этой фигуре украшения шли гораздо больше: ожерелья, кулон, браслеты, кольца на тонких пальцах…
Но Алешку почему-то больше всего привлекли глаза на несуществующем еще лице. Опять они ему что- то напомнили.
– Клево? – спросила Эля, ожидая похвалы. – Мамуля будет счастлива. Она его еще не видела. Это ей подарок на день рождения.
– А как же ты рисовала? – удивился Алешка. – По памяти?
Эля рассмеялась:
– По фотографии. Я все мамулины фотки собрала, даже в молодости. И по ним эскизы делала.
– Свистишь! – небрежно выдал Алешка. – Я сам здорово рисую. С живого человека легче рисовать, чем с фотки.
– Тебя точно папа Карло воспитывал.
– А тебя – лиса Алиса! – вырвалось у Алешки. – В лоб хочешь?
– Хочу!
– Не дождешься! Я с девчонками не воюю. Папа Карло не велит. Покажи эскизы, если не врешь.
– На, подавись! – Элька бухнула ему в подставленные руки толстую папку.
Алешка раскрыл ее и с нетерпением сыщика стал перебирать листы с эскизами. Все они были сделаны в Элькиной манере – решительными и точными штрихами. На каждом эскизе угадывались черты лица мамули – Ангелины. Эля давала пояснения:
– Вот тут, правда, я наврала. А вот здесь я собрала в кучу, на одном рисунке, все мамины любимые цацки. На память. Она давно их продала. Видишь, какая она у меня была раньше богатая.
Но Алешка увидел кое-что другое.
– А это что за фиговина? Цветочек?
– А… Ерунда. Маме она не нравится. Она ее сразу забрала у меня и куда-то засунула.
– Зря. Симпотная штучка.
– Мне тоже нравится. И к маминым глазам идет. А она говорит: вот еще, буду я ее носить, как же!
Алешка почувствовал, что вот-вот он что-то поймет. О чем-то очень важном вот-вот догадается. Что всякая мелочь займет сейчас свое место и сложится ясная картинка. И загадка станет отгадкой. Вот только еще какой-то маленькой мелочи не хватало…
– А это чего? – спросил Алешка, вынув из папки небольшой конверт.
– Фотки мамули. Из ее молодости.
– Можно посмотреть?
– Не секрет. Мамулька у меня красивая, правда? Я на нее похожа.
– Ты ведь на папу-испанца похожа, – буркнул Алешка, перебирая фотографии.
– Половина на маму, половина на папу.
– Ага, правая и левая. Только не перепутай.
– Ты мне завидуешь. У самого мама небось не такая красивая.
– У нас мама – мисс Проспект Вернадского.
– А вот это мамуля в Москве. Еще до меня. Совсем молоденькая.
Алешка, не выпуская снимок из рук, посмотрел на Эльку как-то особенно. С сочувствием, что ли. Эля поняла его по-своему:
– Правда, мы здорово похожи?
– Как две половинки, – вздохнул Алешка. – Правая и левая.
Кажется, он обо всем догадался. И это его не обрадовало…
– Эй, молодежь! – послышался голос мамули. – Вы где? Нас обедать зовут.
Эля быстренько набросила заляпанную красками простыню на мольберт и стала собирать в папку эскизы.
– Мы здесь, мамуля!
Анальгина вошла и обежала взглядом комнату, будто что-то искала. Алешка невежливо уставился на нее большими глазами.
– Ты что? – удивилась мамуля. – Забыл, как меня зовут?
– Он в тебя влюбился. Ты такая красивая.
– Это ты у меня красивая. Ты не видела мой плед? А то в этом зале всегда такой холод.
– Пойдем, – вздохнула Элька, – покажу.
В комнате она быстренько объяснила:
– Плед почему-то валялся на полу. Я подняла его и положила на подоконник. А тут налетел северный ветер, подхватил его и сбросил во двор.
– Ну так сбегай за ним.
– Это еще не все. Там на него набросился Грей. Мы стали у него из пасти вырывать плед. И вот что осталось. – Эля достала из-под кресла обрезки. – Некоторые фрагменты.
– Жаль, – вздохнула мамуля. Но ругаться не стала. – Это память об одном из моих мужей.
– Ничего, – успокоила ее Эля. – Я через годик напишу картину. Годика через два ее продам и куплю тебе…
– Тысячу новых курток, – вырвалось у Алешки.
– Хорошо, – опять вздохнула мамуля. – Я подожду.
– Или иди опять замуж, – находчиво посоветовала Эля. – Пусть он тебе такой плед на свадьбу подарит.
– Я лучше пойду обедать.
Что вдруг привлекло Алешку на «парадном» портрете мамули, на фотографиях и эскизах Эльки?
Глава VI
«Украли изумруды!»
Алешка поручил Эльке тренировать Грея, учить его лазать по деревьям. В программу обучения входили три элемента. Первый – взобраться на дерево. Второй – улечься на толстом суку. И терпеливо лежать на нем, ожидая команды. Третий – падение с сука по команде с леопардовым рычанием.
Элька отложила «холсты и кисти» и с азартом взялась за тренировки.
А Лешка, получив свободу действий и перемещений, начал с независимым видом шляться по замку. А до этого он немного подготовился. В техническом плане. Уложил в спичечный коробок окурок с золотым ободком на фильтре, который он бережно хранил в носовом платке, и сунул его в правый карман ветровки. А в левый карман он положил небольшой пакетик от орешков. И вышел на тропу войны.
Первым ему попался Дворецкий. Алешка его остановил и, оглянувшись по сторонам, вежливо попросил закурить.
– Ты чё, малек? Куришь, в натуре? Бросать пора. – Он достал сигареты. – Ты только меня не заложи шефу, лады?
– А кто у нас шеф?
– Ты даешь! Маркиз Карабас!
– Понял, спасибо. – Алешка спрятал сигарету в карман.
– Молодец! Покури где-нибудь в затишке, чтобы батя не засек. А потом жвачкой зажуй.
За первым же углом Алешка достал сигарету и переложил ее в пакетик – он сразу увидел, что она без золотого ободка на фильтре. И пошел охотиться дальше.
Белозубый темнокожий Джим, водитель Мишеля, стал его следующей жертвой. Он сидел в машине и курил в опущенное окошко. Когда Алешка приблизился, Джим вежливо загасил сигарету в пепельнице.
