употребления, и Владимир Ильич был, видимо, очень доволен, когда одно из этих кресел облюбовал себе большой белый... кот.
Лишь 11 июня удалось врачам и родным Владимира Ильича убедить его перейти в Большой дом, где он будет иметь возможность проводить многие часы на террасе; пользоваться воздухом. 12 июня Владимир Ильич перешел в Большой дом.
Дом в Горках, где жил Владимир Ильич в последнее время своей жизни, назывался Большим домом. В парке было еще два маленьких дома, в одном из которых жили заведующий совхозом «Горки» А. А. Преображенский и мы, охрана В. И. Ленина, а второй домик был использован под столовую санатория МК, там же готовили пищу для Владимира Ильича.
Болезнь застала Владимира Ильича в Горках, где ему пришлось провести тогда более четырех месяцев.
Большой дом в Горках расположен в красивом старинном парке фасадом к деревне того же названия — Горки. Этот дом, принадлежавший до революции московскому градоначальнику Рейнботу, был хорошо обставлен и имел телефонную связь с Москвой. В то время телефонной связи загородных мест с Москвой, кроме Горок, нигде не было.
Он испытывал почти личную симпатию к своей семейке телефонов, как к живым существам. Подметили, что, когда Ленин говорил по телефону, он чуть склонял голову набок, в сторону телефона, и искоса на него поглядывал. Так он обычно делал, когда беседовал с сидевшим рядом с ним человеком. Бывало, он скажет про телефон: «Сегодня не дурит», или: «Только что слышал вас прилично, а теперь звук куда-то исчезает».
Был такой случай. Шел уже конец сентября, становилось очень холодно. Рядом с комнатой, где мы поселились, в большой комнате красовались два камина. К каминам мы привыкли в Лондоне, там это в большинстве квартир — единственное отопление. «Затопите-ка камин», — попросил Ильич. Принесли дров, поискали трубы, их не было. Ну, подумала охрана, у каминов, должно быть, не полагаются трубы. Затопили. Но камины-то, оказалось, были для украшения, а не для топки. Загорелся чердак, стали заливать водой, провалился потолок.
Особенно, казалось мне, должна раздражать Владимира Ильича обстановка в его комнате: белая с позолотой будуарная мебель, зеркала между окнами. Я предложила как-то Надежде Константиновне переменить мебель в комнате. Она засмеялась и сказала: «А ты попробуй сама ему это предложить». Я так и сделала. К моему великому удивлению, Владимир Ильич рассердился и строго запретил что-либо менять в своей комнате…
Помню, как однажды мы продъехали к какому-то мосту весьма сомнительной прочности. Владимир Ильич спросил стоявшего около моста крестьянина, можно ли проехать по мосту на автомобиле. Крестьянин покачал головой и с усмешечкой сказал: «Не знаю уж, мост-то ведь, извините за выражение, советский». Ильич потом, смеясь, не раз повторял это выражение крестьянина.
За лето сделали новые полы — паркетные. Вероятно, сделали из сырого материала. Пол, высыхая, трещал. В тишине ночи этот треск был вроде ружейной пальбы. Владимир Ильич, помню, говорил об этом с Надеждой Константиновной, возмущался: «Как пол-то трещит... Клей-то советский!»
Расползается ли по швам новый костюм, торчат ли гвозди там, где им совсем не надлежит быть, не заклеиваются ли конверты, несмотря на все прилагаемые к тому усилия, скрипит ли и трещит паркет так, что вскакивают ночью и с недоумением стараются понять, что произошло, — «советская работа», говорит со вздохом Ильич.
Один раз с Урала прислали ему в подарок какую-то фигуру, отлитую из чугуна. Не помню я, что она изображала, эта фигура, а внизу, конечно, надпись была и подпись — с грубой орфографической ошибкой.
Он так возмущался, ой, как возмущался: «Эх, Расея!»
В узком кругу Владимир Ильич называл обычно такую работу «советской работой».
Помню, в Горках как-то он увидел очень красивый столик, покрытый зеркальным стеклом. Стекло было все в трещинах. Он тоже был возмущен: «Эх, Расея!»
Однажды Владимир Ильич выразил желание иметь у себя в кабинете большую накатанную на палку передвижную карту РСФСР, чтобы можно было видеть в большом масштабе любой ее уголок. Однако он очень сомневался, что такую карту смогут сделать как следует в Советской России. Но товарищи постарались, и карта вышла довольно удовлетворительной. Владимир Ильич был доволен, однако его скептицизм относительно качеств русского работника сказался и тут.
— Неужели у нас, в Советской России, сумели так хорошо сделать? — спросил он...
По-моему, надо не только проповедовать: «учись у немцев, паршивая российская коммунистическая обломовщина!», но и брать в учителя немцев.
Неизвестные документы. С. 506
В 1922 году, когда Владимир Ильич начал страдать головными болями, было высказано предположение, что пули, которые не были извлечены после ранения, могут вызывать отравление организма свинцом. Врачи пришли к решению извлечь одну пулю, поиски другой, застрявшей в области левого плеча, были затруднительны.
В связи с этим 23 апреля в 12 часов дня Владимиру Ильичу сделали операцию по извлечению одной
