Он с детства в целом отличался неплохим здоровьем, но родителей беспокоило его косоглазие на левый глаз. В Казани мальчика осмотрел врач-окулист, профессор Адамюк. Диагноз был неутешительным: косоглазие неустранимое, мальчику придется смотреть одним глазом — правым.
С чисто же окулистической стороны глаза представляли кое-какие явления, оказавшиеся для Владимира Ильича сюрпризом и доставившие ему, как человеку непосвященному, немало удовольствия. Дело в том, что когда Владимир Ильич был еще ребенком, его возили к одному из лучших русских окулистов, гремевшему тогда на всем Поволжье, казанскому профессору Адамюку (старшему). Не имея, очевидно, возможности точно исследовать мальчика и видя объективно на дне его левого глаза кое-какие изменения, главным образом врожденного характера (врожденная щель зрительного нерва и задний конус), проф. Адамюк принял этот глаз за плохо видящий от рождения (так называемая врожденная амблиопия). Действительно, этот глаз очень плохо видел вдаль. Матери ребенка было сказано, что левый глаз никуда не годится от рождения и помочь этому горю нельзя. Таким образом, Владимир Ильич прожил всю жизнь с мыслью, что он левым глазом ничего не видит и существует только одним правым. Только в самые последние годы он замечал маленькую странность, что все его сверстники стали отдалять книжку при занятиях, а он, напротив, стал держать книгу ближе обыкновенного, что многие сверстники стали читать в очках, а он в них как будто совершенно не нуждается. Мало интересуясь своим здоровьем вообще, он не задумался и над этим фактом и не искал случая его объяснить. Да и в самом деле, зачем серьезному, занятому человеку нужно было это проверять, если зрения хватает на все надобности — и на охоту пойти можно, и читать можно сколько угодно. Каково же было его удивление, когда при моем исследовании оказалось, что левый, «похороненный» глаз просто близорук (в 4—4,5 диоптрии) и на расстоянии 20—25 см прекрасно видит — этим глазом Владимир Ильич и читал, — а правый глаз, хорошо видящий вдаль, оказался ко времени моего исследования уже страдающим старческим зрением и на близком расстоянии ничего не видел. Но стоило к этому глазу приставить соответствующее стекло, какое надевают все хорошо видящие пожилые люди, и глаз этот прекрасно читал. Этот двойной сюрприз очень заинтриговал и развеселил Владимира Ильича, но внимания к своей персоне он проявлял так мало, что к следующему нашему свиданию уже позабыл о тех «фокусах», которые я проделывал с его глазами.
Исследование глаз имеет очень важное значение при болезнях мозга. Глаз тесно связан с мозгом, и застойные явления или недостаток крови в мозгу тотчас же выражаются изменением наполнения кровью глазного дна.
На (посмертном) вскрытии Ленина, как мы помним, врачи к великому ужасу своему обнаружили, что одно полушарие ленинского мозга не работало с рождения. Второе полушарие было покрыто известковыми образованиями в такой степени, что было совершенно непонятно, как вождь мирового пролетариата жил не только последние годы, но и вообще, поскольку должен был умереть еще в детстве. Врачи считали, что с таким мозгом человек жить не может. Так был ли это человек?
Глазомер у него был хороший — стрелял хорошо и в городки играл недурно.
…Мы отправились играть в городки. Играли мы в районе расположения дач, где впоследствии был санаторий. Место, где была площадка, находится между первой и второй дачей. Владимир Ильич тогда любил играть в городки, но вообще он играл неважно.
Помню, наша команда стала брать верх над его командой. Кроме него играли еще двое, в числе их был В. Г. Сорин, который, как известно, близорук и ходит в очках, а другой товарищ в компании Владимира Ильича был хромой. Владимир Ильич говорит, обращаясь к Сорину: «Ну, бейте как следует. Они на полдистанции бьют, а мы на всю дистанцию. Выбейте что-нибудь». Тогда Сорин берет палку, бросает и не попадает. Владимир Ильич говорит: «Что же вы как плохо?» «Владимир Ильич, я же плохо вижу, я близорукий», — отвечает Сорин и показывает на очки. Владимир Ильич обращается к нам: «Черт знает кого вы мне дали — одного хромого, другого слепого».
Вдаль видел хорошо. Они с мамой (моей) часто соревновались в этом деле.
Ленин любил пугать: если будем делать ошибки — полетим и т. п.
Вообще очень эмоционален. Все переживания были эмоциональны.
Например, Ленин, услышав о мятеже на «Потемкине», немедленно вызвал к себе одного из своих соратников, Михаила Васильева, незадолго до этого прибывшего из России. Ленин ему сказал:
— По постановлению Центрального Комитета вы, товарищ, должны возможно скорее, лучше всего завтра же, выехать в Одессу.
— Готов ехать хоть сегодня! А какие задания?
— Задания очень серьезные. Вам известно, что броненосец «Потемкин» находится в Одессе. Есть опасения, что одесские товарищи не сумеют как следует использовать вспыхнувшее на нем восстание. Постарайтесь во что бы то ни стало попасть на броненосец, убедите матросов действовать решительно и быстро. Добейтесь, чтобы немедленно был сделан десант. В крайнем случае не останавливайтесь перед бомбардировкой правительственных учреждений. Город нужно захватить в наши руки. Затем немедленно вооружите рабочих и самым решительным образом агитируйте среди крестьян. На эту работу бросьте возможно больше наличных сил одесской организации. В прокламациях и устно зовите крестьян захватывать помещичьи земли и соединяться с рабочими для общей борьбы. Союзу рабочих и крестьян в начавшейся борьбе я придаю огромное, исключительное значение.
Передавая этот разговор с Лениным в своих воспоминаниях, Васильев пишет, что Ленин был в страшном волнении, когда втолковывал ему свои планы. Получалось, что он посылал молодого, двадцатидевятилетнего Васильева в одиночку совершить революцию. Но на этом его замыслы не кончались.
— ...Дальше необходимо сделать все, чтобы захватить в наши руки остальной флот. Я уверен, что большинство судов примкнут к «Потемкину». Нужно только действовать решительно, смело и быстро. Тогда немедленно посылайте за мной миноносец. Я выеду в Румынию.
— Вы серьезно считаете все это возможным? — невольно сорвалось у меня.
— Разумеется, да! Нужно только действовать решительно и быстро. Но, конечно, сообразуясь с положением, — уверенно и твердо повторил он.
Очень хорошо запоминал и очень хорошо удерживал в памяти слышанное. Передавал всегда точно, уверенно и свободно. Думаю, что зрительная и слуховая память у него были приблизительно равны по степени развития.
