В Москве меня встретил старый знакомый Трофимов. И повез меня, само собой не к Жукову а к Берии. По дороге мне все-таки удалось выторговать пятнадцать минут на обед в столовой нашего наркомата. Поэтому к Лаврентию Павловичу я вошла уже в полном порядке, то есть сытая и отдохнувшая.
— Здравия желаю, товарищ Нарком.
— Здравствуйте, товарищ Северова. Я тут договорился с товарищем Жуковым, что до совещания у товарища Сталина с вами буду беседовать я, если только у вас не будет ничего срочного для товарища Жукова?
— Ничего срочного нет, товарищ Нарком. Я должна просто доложить о ходе учебы бойцов в 85-й стрелковой дивизии. Но так как там все пока в норме, то это может и подождать.
— Вот и хорошо. А теперь к делу. Скажите, товарищ Северова. Вам что-нибудь говорит такая фамилия Гесс? Рудольф Гесс?
Я покопалась в своей памяти и созналась, что ничего о человеке с такой фамилией не знаю.
— Очень жаль. Дело в том, что этот Гесс, второй человек в национал-социалистической партии после Гитлера недавно прилетел в Англию и стал вести переговоры с английскими спецслужбами.
— Подождите, подождите. Вот теперь что-то припоминаю. Какой-то там Гесс действительно удрал от Гитлера в Англию. У него еще, кажется, самолет сломался, и он выпрыгнул с парашютом. Вспомнила. Все переговоры окончились безрезультатно, а после Нюрнберга этому Гессу дали пожизненное заключение.
— Что это значит «после Нюрнберга»?
— Извините, товарищ Нарком. Просто после войны всю немецкую головку, кого сумели поймать, судили. И суд проходил в городе Нюрнберг.
— Понятно. Значит, ничего у Гесса не вышло. А как вы думаете — зачем он летел в Англию?
— Хотел, наверное, договориться о перемирии, чтобы спокойно напасть на СССР.
— Мы тоже так думаем. Но раз у него ничего не вышло, то, может быть, Германия все-таки воздержится от нападения на нашу страну?
— Товарищ Берия! Вы же сами в это не верите! В моей истории был этот полет, и было нападение на СССР. Следовательно, и тут будет все то же самое.
На эти слова Берия ничего не ответил, а только нахмурился и вздохнул. Потом поменял тему разговора.
— Товарищ Северова, когда вы рассказали товарищу Жукову о той бумаге, которую вы направили в Москву, и как он к ней отнесся?
— Я, товарищ Берия, рассказала ему только вчера днем. Сначала он хотел запустить в меня пресс- папье. С трудом, но сдержался.
При этих словах Берия усмехнулся.
— А потом даже был готов меня защитить от товарища Пономаренко.
— Причем здесь товарищ Пономаренко?
— Я написала, что партизанским движением в Белоруссии будет руководить товарищ Цанава, а армией — Жуков. А про товарища Пономаренко просто забыла.
— Подождите, я же читал вашу бумагу. Там по Белоруссии все было правильно расписано: войска — Жуков, диверсанты — Цанава, партизаны — Пономаренко. О, кажется, понимаю. Бумагу я получил через Валю Григорьева. Значит, он исправил ошибку своего сотрудника. Повезло вам с начальником.
— Так точно, товарищ Берия. Повезло.
— Вы говорите, что товарищ Жуков был готов вас защищать. Следовательно, с содержанием бумаги он согласился. Это хорошо, это очень хорошо, так как снимает многие проблемы. Ладно, на этом мы сейчас беседу закончим, так как пора ехать в Кремль.
В этот раз у входа в кабинет Сталина ждало всего несколько человек: Жуков, Цанава, Мехлис и какой-то невысокий мужичок, которого я раньше не видела. Я решила, что это и есть Пономаренко. Так оно и оказалось. Сначала в кабинет вошел только Берия. Остальные сидели и ждали. Пономаренко посмотрел на меня, потом повернулся к Цанаве и что-то сказал. Тот в ответ кивнул. Не иначе, как меня обсуждают. Ну и пусть. Тут они в своем праве, а с меня не убудет.
Минут через десять секретарь товарища Сталина Поскребышев открыл дверь и пригласил всех заходить. Я потихонечку вошла последней, страстно желая оказаться где-нибудь в уголке. Но из этого ничего не вышло. Берия кивнул на место рядом с ним. Пришлось сесть почти во главе стола. Товарищ Сталин вообще не сел, а неторопливо прошел вдоль стола до конца и обратно. Все напряженно молчали. Наконец товарищ Сталин заговорил.
180
— Мы все очень не хотим войны с Германией. Мы к ней просто не готовы. А вот Германия не только готова к войне, но и собирается на нас напасть. Вы уже слышали про полет в Англию Рудольфа Гесса. Он, конечно, хотел договориться о перемирии, чтобы можно было спокойно напасть на СССР, не опасаясь удара в спину. Судя по имеющейся у нас информации, его попытка оказалась безрезультатной. Возможно, что это заставит Гитлера одуматься и не начинать войну на два фронта. Мы со своей стороны предприняли, возможно, последнюю попытку образумить Гитлера и подчеркнуть наши мирные намерения. Сегодня Наркомат иностранных дел передал германскому послу Сообщение ТАСС, в котором указано, что обе стороны соблюдают и намерены соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении. Завтра это Сообщение появится в наших газетах. Посмотрим, какая будет на это реакция. Хотя, зная господина Гитлера, можно утверждать, что даже положительная реакция на это Сообщение никаких гарантий нам не даст.
Сталин замолчал, подошел к своему столу в углу комнаты, взял трубку и стал набивать ее табаком. Потом, не закурив, а, просто держа трубку в руке, снова двинулся по кабинету, продолжая свою мысль.
— Сообщение ТАСС не должно рассматриваться в нашей армии, как сигнал к тому, что войны не будет.
Тут, товарищ Сталин направил свою трубку, как указку, в сторону Жукова и сказал.
— Вы, товарищ Жуков, совершенно правильно отменили в своем округе все отпуска для командиров. Завтра Наркомат обороны разошлет подобный приказ по всем округам. А теперь перейдем к вопросу, для обсуждения которого мы все здесь сегодня собрались. Скажите, товарищ Жуков. В случае нападения немцев сумеют войска Западного особого округа сдержать наступление врага? Сидите, сидите.
— Товарищ Сталин. Разрешите перед тем, как ответить на ваш вопрос, попросить товарища Северову сделать небольшое сообщение. Она сегодня утром наблюдала за обучением новобранцев по утвержденной вами программе.
Вот тебе и раз! Взял и меня выкатил! Но таким вопросом меня не запугаешь. Дождавшись утвердительного кивка товарища Сталина, я встала и доложила.
— Сегодня утром по программе четвертого дня обучения в вырытые окопы бойцы поместили чучела, после чего сначала была проведена бомбежка силами трех бомбардировщиков, а потом танковая атака силами восьми танков. После этого по согласованному мнению командующего третьей армией генерал- лейтенанта Кузнецова и командующего 85 стрелковой дивизией генерал-майора Окулова потери составили примерно 50 % личного состава убитыми и тяжело ранеными. По их же оценкам при проведении подобных учений в первый день потери составили бы не менее 90 % личного состава. Генерал-майор Окулов полагает, что к концу обучения потери не должны превысить 20 % личного состава. В этих учениях участвовали бойцы, обучение которых проводили опытные инструкторы из войск НКВД. У меня все.
Товарищ Сталин снова посмотрел на Жукова.
Жуков встал, набрал воздуха и, наконец, громко и четко сказал.
— Вот так, товарищ Сталин, обстоят дела. Мы получим 50 % потерь среди бойцов, частично обученных хорошими инструкторами, и 90 % потерь среди остальных. Кроме того, часть корпусов еще только формируется, с транспортными средствами просто катастрофа. Новых танков мало и к ним нет достаточного количества обученных экипажей. То же самое с самолетами. Новые истребители только
