— Спасибо, миссис Хольстер. Надеюсь, вы придете, когда я буду подписывать книги.
— Конечно, приду, мистер Максвелл. Каждую ночь я читаю внукам какой-нибудь из ваших рассказов.
От этой сцены, почти идиллии, как будто сыгранной двумя неплохими актерами, Одри пробил озноб. Внутренний голос подсказывал ей: Максвелл — всего лишь увлеченный своим делом писатель, который благодаря упорному труду превратился в маленькую знаменитость, а эта женщина — почтенная бабушка, которая обожает своих внуков и преклоняется перед талантом Максвелла. И вновь ее охватило чувство — что-то не сходится. Максвелл не был монстром или, по крайней мере, не казался таким, и это сбивало ее с толку, хотя, будучи психиатром, она отлично знала: люди всегда не те, кем пытаются казаться.
— Вам помочь, мисс?
— Что?
Одри было трудно перевести внимание с Максвелла на продавца, который как раз направлялся к ней.
— Я говорю, может быть, вам нужна помощь?
— Нет, спасибо… Думаю, сегодня я не буду покупать овощи.
Продавец кивнул, на его лице сверкнула дежурная улыбка:
— Если вам потребуется что-нибудь еще, только скажите.
— Я так и сделаю. Спасибо.
Проводив продавца косым взглядом, она услышала голос за спиной:
— Этот лук-порей великолепен. Они выращивают его прямо здесь.
Это говорил Максвелл. Старая миссис ушла, и сейчас писатель пытался заговорить с Одри. В этот момент она пожалела, что вышла из машины. Ей не хотелось слышать, как Максвелл нахваливает лук-порей Фишерс-Айленда. Ни слышать, ни знать ничего, что обнаружило бы в нем человека.
— Ненавижу лук-порей, — произнесла Одри ледяным тоном, не оборачиваясь.
Как она ни пыталась сдержаться, это было сильнее ее. Максвелл обошел ящик с овощами и оказался к ней лицом:
— А как насчет тыквы? Из нее можно приготовить восхитительное пюре.
Если до сих пор Одри еще в чем-то сомневалась, то теперь от ее сомнений не осталось и следа: Максвелл и клоун с желтыми шарами — одно и то же лицо. За пять лет он прибавил десяток-другой килограммов, обзавелся двойным подбородком и парой новых морщин. Но это был он. Клоун, который позировал с Юджином на последней фотографии.
— Позвольте представиться, я — Энтони Максвелл.
— Я знаю… О, я хотела сказать…
— В самом деле? Но я вас не знаю. Это несправедливо.
В реплике Максвелла не было ничего, кроме обычной вежливости, но, растерявшись, Одри все же представилась:
— Меня зовут Одри Ба… Бакер.
Она не назвала свою настоящую фамилию, хотя ей трудно было бы объяснить, к чему все эти отговорки.
— Очень приятно, Одри. Но вы оставили меня без темы разговора, потому что, я подозреваю, если вы знаете, как меня зовут, вам известно и то, чем я занимаюсь.
— Вы пишете рассказы для детей.
— Да. Под псевдонимом Бобби Боп… Дети — моя страсть. В этом мире нет ничего лучше детей. А у вас есть дети, Одри?
Ответить на этот вопрос было для Одри пыткой, но, собравшись духом, она выдавила из себя:
— Нет, у меня нет детей.
— О, жаль. Дети украшают жизнь, я убежден.
Разглагольствуя, Максвелл взвешивал в руке блестящий арбуз, разрезанный напополам. Он заронил в голову Одри мысль, что человек, которого она так ненавидит, может оказаться чьим-нибудь отцом.
— А у вас? У вас есть дети?
Писатель отложил арбуз в сторону и внимательно посмотрел на Одри:
— Своих — нет, но я обожаю всех остальных.
— Извините, — только и смогла произнести Одри.
Волна обжигающего жара окатила ее с ног до головы, и, казалось, скажи Максвелл еще хоть слово, ее сердце разорвется в груди. Максвелл скользнул равнодушным взглядом по ее спине, когда она выбежала из магазина.
— Какая муха ее укусила? — спросил продавец, давая понять, что он слышал разговор.
— Не имею ни малейшего понятия, — ответил Максвелл. — Я возьму обе, — добавил он, имея в виду две половины арбуза.
24
Вернувшись в гостиницу «Венданге», Клоистер и сам не знал, что делал. В его душе боролись два непримиримых желания. Как исследователь он не мог позволить себе сбежать как раз сейчас, когда разгадка так близко, но человеческая природа, с присущими ей страхами и сомнениями, элементарный инстинкт самосохранения противились голосу разума. Уже в подземелье Альберт вновь испытал чувство подавленности, вполне реальной, почти осязаемой. И на этот раз дело было не в его ощущениях, не в нем самом… Здесь происходило то, что коллеги по «Волкам Бога» называли «высокой концентрацией психической энергии». Но раз уж Клоистер оказался здесь, ему оставалось лишь следовать правилам и, в первую очередь, не суетиться. Священник разместил по центру принесенную с собой переносную лампу, извлек из портфеля записную книжку и диктофон с новыми батарейками. Поставив диктофон на алтарь, он еще раз просмотрел свой ежедневник, глубоко вздохнул и поставил диктофон на запись. Клоистер читал вопросы, выдерживая после каждого — строго по часам — шестидесятисекундную паузу. Альберт счел, что минуты для одного ответа вполне достаточно, так как вопросы были простыми и недвусмысленными. Немного подумав, он добавил к списку еще один вопрос, пришедший ему в голову лишь сейчас.
1. Меня зовут Альберт Клоистер. Ты уверен, что я — тот, кто тебе нужен?
2. Почему ты хочешь говорить со мной?
3. Кто ты?
4. Что тебе от меня нужно?
5. Ты можешь дать о себе знать каким-нибудь другим способом?
6. Ты — дух умершего человека?
7. Кто ты?
8. Откуда ты?
9. Где ты обитаешь?
10. Ты доброе или злое существо?
11. Это ты вещал через слабоумного садовника?
Некоторые вопросы, сформулированные Клоистером, повторялись. Но в ситуации, когда ты не слышишь гипотетического собеседника, лучше переспросить дважды, чем ошибиться. Так надежнее. В конце концов, он пришел сюда не для того, чтобы блистать красноречием, а в поисках достоверной информации.
Когда закончилось это странное интервью, Клоистер остановил запись, нажал на воспроизведение, до предела увеличив громкость, и весь превратился в слух. Его собственный голос звучал твердо, маскируя внутреннюю дрожь:
— Меня зовут Альберт Клоистер. Ты уверен, что я — тот, кто тебе нужен?
