Когда на жеребце, — чье имя слава, — Дарий,Кир, Цезарь, Ганнибал скакали без седла,Когда крылатая победа их несла,Пылавших радостью, по небесам багряным,Орлы кричали им: «Вы братья и друзья нам!»Орлы кричали им: «Вы родичи громов!»Сегодня Ласенер — предмет восторга сов.Ну что же, правильным все это я считаюИ совам говорю: «Спасибо, одобряю».В зловещий их концерт и глупость включена.Пусть, пусть! В своем листке, о Ювенал, однаИз этих сов, — твердя с бовезскими попами,Что очень добр Мандрен, — всех честных рвет когтями,Героев топчет в грязь и подлецам кадит;Все очень просто. И — боюсь я — глупый видУ нас с тобой, когда дивимся мы со вздохом,Что лавры заменил Вейо чертополохом.9Итак, что совести оставим мы людской?Лишь лаять и рычать собакою цепной…Война изгнанникам! И слава плутам чтимым!Склониться мы должны перед неустранимымИ уникальный факт Империи признать,Где Трестальон ведет, став коннетаблем, рать,Где духовник — Менгра и где электор — Боско.К чему нам гневаться, коль их духовный тезка,Софист какой-нибудь, ханжа, ловкач, прелат,Сенатор, евнух, раб, словесный акробат,Что с фразы кубарем взлетает, как с трамплина,Воспевший цезаря, владыку, властелина,И кроткий дух его, и блеск его ума, —Плюет на узников, кого сгребла тюрьма,На сих разбойников, кого сломил Тиберий?Пойми, что здесь талант проявлен в высшей мере,Что Генрихам Восьмым не тот фигляр милей,Кто им хвалы поет в ретивости своей,А тот, кто нежит слух, терзая в клочья Мора.Диктаторам умов надоедает скороРев лести грубой, но высокомерью ихТем лакомее звон изящных арф таких.Да, таковы, поэт, тираны — непреложно!Им власть и почести отрадней, если можноГлядеть, как праведных ведут на эшафот.Изгнанник, плачущий у грани чуждых вод,Мудрец истерзанный и мученик хрипящий —Приправа деспотам к их славе, столь блестящей!..О лев классический, мой старый Ювенал!Бокал шампанского, массикского фиал,Дворцы и празднества средь роскоши всевластной,Жрецов уступчивость и ласки Фрины страстной,Цветы, овации, венки, триумфы, лесть,Все упоения, все похоти — не счесть!Все, что глотал Руфин, пьянили чем Сеяна —Для тех, кто не дурак, в ком тонкий вкус гурмана,В той чаше кажется вкуснее во сто крат,Откуда лишь вчера цикуту пил Сократ!
Джерси, ноябрь 1852
XIV
ФЛОРЕАЛЬ
С весной, вернувшейся в зеленом флореале, —Где смерть нашел Дантон в предателе Реале, —Когда волнуются конюшня и загон,Когда ручей лучом в алмазы превращен,Когда с иголкою в руке вздыхает швейка,Которую манят лужайка и аллейкаИдти цветы сбирать; когда у птиц любовь,Когда все яблони, весну встречая вновь,Как бы напудрены — маркизы перед балом,Когда, от спячки встав, Карл Шведский с ГаннибаломТвердят: «Пора!» — и мчат, спеша в кровавый бой,Строй батарей один, строй катапульт другой, —Я, я кричу: «Привет, о солнце!» Меж цветамиЯ слышу зябликов, щебечущих с дроздами:Все дерево поет. О, май! Как жизнь бурлит!Уводят Галлы в лес пугливых Ликорид;Всё блеск; и над людьми, чья дышит грудь глубоко, —Лазурь, громадное сияющее око!..И травянистый луг зовет меня к себе;Я с жизнью примирен, я все простил судьбе;Я говорю: «Любить — и большего не надо!»Во мне, как и вокруг, волненье и отрада.Я птицам говорю: «Пичуги! Мелочь вы:Щеглы да снегири; любимцы синевы,Вы и не знаете меня, наудалуюПорхая по ветвям сквозь зелень молодую
