монархии от зари революции. Когда он родился, еще царствовал Людовик XIV, когда он умер, уже царствовал Людовик
Прежде чем продолжать, господа, договоримся о значении слова «бездна»; существуют и благие бездны — те, в которые проваливается зло.
Господа, раз уж я себя прервал, позвольте мне дополнить свою мысль. Ни одно неосторожное или дурное слово не будет здесь произнесено. Мы собрались на праздник цивилизации. Мы собрались сюда, чтобы утвердить прогресс, рассказать философам о благодеяниях философии, принести восемнадцатому веку доказательства уважения со стороны девятнадцатого века, почтить великодушных борцов и служителей добра, приветствовать благородные усилия народов, промышленность, науку, труд, мужественное продвижение вперед, скрепить единение людей, одним словом — для того, чтобы прославить мир, это возвышенное выражение всеобщей воли. Мир — добродетель цивилизации, война — ее преступление.
Сказав это, я продолжаю.
До Революции, господа, социальное устройство было таково:
Внизу — народ.
Над народом — религия в лице духовенства.
Рядом с религией — правосудие в лице суда.
Что же представлял собой народ в тот период жизни человеческого общества? Невежество. Что представляла собой религия? Нетерпимость. Что представляло собой правосудие? Несправедливость.
Выразился ли я слишком резко? Судите сами.
Я ограничусь тем, что приведу два факта, но достаточно убедительных.
13 октября 1761 года в Тулузе, в комнате нижнего этажа одного дома, находят повешенным молодого человека. Народ взволнован, духовенство мечет громы и молнии, судебные власти начинают следствие. Это было самоубийство, но его изображают как убийство. В чьих интересах? В интересах религии. И кого же обвиняют? Отца. Он гугенот и хотел помешать сыну стать католиком. Это обвинение чудовищно с точки зрения моральной и невозможно с точки зрения физической; какая разница! Этот отец убил своего сына, этот старик повесил молодого человека. Правосудие работает, и вот развязка. 9 марта 1762 года седовласого человека, Жана Каласа, привозят на площадь, раздевают донага, кладут на колесо. Он связан, голова свисает на грудь. Три человека находятся на эшафоте: муниципальный советник по имени Давид, которому поручено наблюдать за казнью, священник с распятием и палач с железной полосой в руке. Потрясенный и охваченный ужасом старик не смотрит на священника, он смотрит на палача. Палач поднимает железную полосу и раздробляет ему руку. Осужденный издает вопль и теряет сознание. Советник суетится, осужденному дают понюхать солей, и он возвращается к жизни; тогда — снова удар железной полосой, снова вопль; Калас теряет сознание; его приводят в чувство, и палач начинает все снова; и поскольку каждая рука и нога должны быть перебиты в двух местах, по каждой из них наносятся два удара, что составляет восемь казней. После восьмого обморока священник подносит к его устам распятие, но Калас отворачивает голову, и тогда палач наносит ему последний удар — он раздробляет ему грудную клетку толстым концом железной полосы. Так умер Жан Калас. Это продолжалось два часа. После его смерти было доказано, что сын покончил самоубийством. Но убийство было уже совершено. Кем? Судьями.
Другой факт. Вслед за стариком — юноша. Три года спустя, в 1765 году, в Абвиле, после ночи с грозой и сильным ветром, на мосту находят старое распятие из полуистлевшего дерева, три столетия украшавшее перила моста. Кто сбросил с перил это распятие? Кто совершил богохульство? Неизвестно. Может быть, какой-нибудь прохожий. Может быть, ветер. Где виновник? Епископ амьенский пишет увещательное послание. Вот что представляет собою увещательное послание: это приказ всем верующим, под страхом вечных мук, сказать, что они знают или предполагают о том или ином событии, убийственный приказ фанатизма невежеству. Увещательное послание епископа амьенского делает свое дело: сплетни, разрастаясь, приобретают характер доноса. Правосудие устанавливает — или полагает, что установило, — что в ночь, когда распятие было брошено на землю, два человека, два офицера, по имени Лабарр и д'Эталонд, проходили через Абвильский мост, что они были пьяны и распевали гвардейскую песню. Суд — абвильское сенешальство. Сенешалы Абвиля стоят советников Тулузы; они не менее справедливы. Издаются два приказа об аресте. Д'Эталонд скрывается, Лабарр взят. Начинается судебное следствие. Он отрицает, что проходил по мосту, но сознается, что пел песню. Абвильское сенешальство выносит обвинительный приговор; Лабарр апеллирует к парижскому парламенту. Его доставляют в Париж; там приговор находят правильным и подтверждают. Закованного в цепи, Лабарра вновь привозят в Абвиль. Я буду краток. Наступает чудовищный момент. Шевалье де Лабарра прежде всего допрашивают, затем подвергают мучительной пытке, чтобы заставить его назвать соучастников. Соучастников чего? Перехода через мост и пения. Во время пытки ему переламывают колено; услышав, как трещат переламываемые кости, его исповедник падает в обморок. На следующий день, 5 июня 1766 года, Лабарра волокут на городскую площадь; там уже пылает костер. Подсудимому читают приговор, затем отрубают кисть руки, затем железными щипцами вырывают язык, затем, из милости, отрубают голову и бросают ее в костер. Так умер шевалье Лабарр. Ему было девятнадцать лет.
Тогда, о Вольтер, ты издал крик ужаса, и этот крик будет твоей вечной славой!
Тогда ты начал невиданный процесс против прошлого; защищая интересы человеческого рода, ты вступил в тяжбу с тиранами и чудовищами, и ты выиграл эту тяжбу. Великий человек, будь благословен вовеки!
Господа, ужасные вещи, о которых я вам только что напомнил, происходили в просвещенном обществе; жизнь была весела и легка, люди жили не задумываясь, не обращая внимания ни на то, что делается наверху, ни на то, что делается внизу; безразличие переходило в беззаботность, грациозные поэты — Сент-Олер, Буффлер, Жантиль-Бернар — сочиняли красивые стихи, при дворе один праздник сменял другой, Версаль сиял, Париж тонул в невежестве. И в это время, под влиянием религиозного фанатизма, судьи колесовали старика, а священники вырывали язык у юноши за то, что он пел песню.
Перед лицом этого легкомысленного и жалкого общества один Вольтер, имея против себя все эти соединенные силы — двор, знать, финансистов, эту могущественную, но бессознательную и слепую толпу, вызывающий отвращение суд, столь грубый к подданным и столь покорный владыкам, сокрушающий одних и угождающий другим, склонивший колени перед королем на плечи народа
Этим оружием он сражался, этим оружием он победил.
Господа, склонимся перед ним.
Вольтер победил. Вольтер вел войну лучезарную, войну одного против всех, то есть великую войну. Войну идеи против грубой материи, войну рассудка против предрассудков, войну справедливости против несправедливости, войну против поработителя в защиту угнетенного, войну добра, войну гуманности. Ему были свойственны нежность женщины и гнев героя. То был великий ум и необъятное сердце.
Он победил старый кодекс и старую догму. Он победил феодального сеньора, старинного судью, римского священника. Он возвысил чернь до степени народа. Он просвещал, умиротворял и цивилизовал. Он боролся за Сирвена и Монбайи так же, как за Каласа и Лабарра: он испытал все угрозы, все
