которых в городе становится всё больше и больше. Недаром святой кричал: «Я сгорел! Погиб!» И разве Урфи-дэдэ не слышал слова, которые доказывают факт злодеяния? Если бы власти были как власти, то они давно бы поймали поджигателя и сожгли бы его заживо на месте пожара! И нет другого пути, чтобы защитить Сарыова от божьего гнева...
Впрочем, имя поджигателя никто ещё не называл.
На следующее утро в газете «Сарыова» появилось сенсационное сообщение. В статье было написано, что четыре почтенные особы, имена которых пока не называются, обратились к начальнику округа и высказали ему свои подозрения относительно одного человека, имя которого сообщать тоже пока ещё неудобно... «Этот подлый, мерзкий человек,— говорилось в газете,— известен всем, как распутник и бродяга, пьёт горькую и славится на весь город своей безнравственностью, что никак не подобает занимаемому им высокому положению. Он кощунствует и всегда поносит преподобных великомучеников и святых...» Далее сообщалось, что многие слышали своими ушами, как этот безбожник частенько говорил: «Чтобы спасти народ от идолопоклонничества, нет другого средства, как сжечь все эти тюрбэ...» — И многие жители города готовы во славу аллаха это засвидетельствовать...
Прочитав статью, Шахин-эфенди отправился на поиски последних новостей, однако ходить далеко не пришлось. В Сарыова всё уже было известно,— беременная ночь родила ещё до рассвета! Преступник был обнаружен, узнан и выдан со всеми потрохами на суд молвы. И суду официальному, по всей вероятности, ничего не оставалось, как только протянуть руку и сорвать этот созревший плод...
В поджоге обвиняли Мехмеда Нихада-эфенди — учителя французского языка и математики в гимназии. Шахин-эфенди не был близко знаком с ним. Встречаясь на улице, они только раскланивались. Лишь однажды на каком-то празднике Шахин беседовал с ним в учительском собрании.
Впрочем, вряд ли ещё кто-нибудь, кроме Шахина, был знаком с этим человеком ближе, хотя своей репутацией пьяницы этот учитель был известен на весь Сарыова. Нихад-эфенди, отшельник и пессимист, ни с кем не водил дружбы. В жизни он ничем не интересовался, кроме своих уроков, ни в какие дела не вмешивался. И, тем не менее, за ним укоренилась слава пропойцы и бродяги...
В Сарыова не было питейных заведений. Все пьяницы и гуляки собирались компанией и устраивали тайные попойки, проводя ночи поочередно в доме какого-нибудь друга и собутыльника. Нихад-эфенди не участвовал в этих сборищах. Засунув в один карман своего старого жёлтого пальто бутылку водки, в другой — завёрнутую в газетную бумагу закуску, он уходил под вечер из дома и направлялся за город в поле. Там он усаживался где-нибудь под кустом и до поздней ночи пил в одиночестве, потом, пошатываясь, возвращался домой.
Жил он в маленькой бедной хижине на окраине города. Говорили, что любви и нежности к своей жене и двум детям он не питал. Выделив себе из месячного жалованья ровно столько, сколько нужно было на водку, он остальные деньги отдавал жене. Обычно несчастной женщине удавалось с грехом пополам продержаться до конца месяца. Но если случались непредвиденные расходы — она покупала себе или детям платье или ещё что-либо,— денег не хватало, и семье приходилось голодать, ибо ничто не могло заставить этого человека принести в дом хоть корку хлеба...
Если в школе Нихад-эфенди не общался ни с кем из своих коллег, то дома он не считал нужным даже разговаривать с женой и детьми. А когда его собственное семейство, доведённое до отчаяния, наступало на него с криками и проклятьями, он не обращал на него никакого внимания, затыкал пальцами уши, делая вид, что ничего не слышит...
Однако стоило ему напиться, и язык у него развязывался так, что унять его уже было невозможно. И тогда доставалось всем, он крыл всех подряд, начиная от властей Сарыова и кончая святыми угодниками и великими пророками.
Наверное, в таком буйном состоянии пьяный Мехмед Нихад и произнёс свою обличительную речь о необходимости спасения населения Сарыова от идолопоклонничества и предания огню всех гробниц.
Нихада-эфенди в городке невзлюбили, Шахин — также его не жаловал.
Он был убеждён, что человек, который нечистоплотен в личной жизни, не может быть хорошим воспитателем, будь он хоть семи пядей во лбу, хоть самый ценный и образованный специалист... Однако обвинения, выдвинутые против Нихада-эфенди, встревожили Шахина не на шутку. Вполне возможно, этот человек в припадке невоздержанности где-нибудь и сболтнул, что необходимо сжечь все тюрбэ до единой. Но разве можно на основании пьяной болтовни делать выводы, что поджёг гробницу Келями-баба, именно он или кто-нибудь другой по его наущению?
В тот же день учитель Мехмед Нихад-эфенди был приглашён к следователю...
Поджигателя немедленно заключат в тюрьму,— таково было общественное мнение. Но через час, ко всеобщему удивлению, он шагал с портфелем в руке через базар, направляясь в гимназию. Многочисленные посетители кофеин в изумлении смотрели ему вслед, однако их удивление быстро превратилось в бурное негодование.
— Как! Безбожник, спаливший тюрбэ святого угодника, как ни в чём не бывало разгуливает по улицам.
От такого кощунства даже ангелы на небесах могут прийти в ярость!..— Кофейни бурлили от возмущения.— Народ Сарыова, разве снесёшь ты такое оскорбление? Неужели власти издеваются над религиозными чувствами населения? Вах-вах! Несчастный шариат! Кому ты в руки угодил?..
Наиболее решительные ходжи требовали, чтобы немедленно телеграфировали халифу: «О, повелитель правоверных! Сжигают гробницы наших святых. Помоги!» А некоторые находили такие меры недостаточными. «Наш долг обратиться с воззванием ко всему мусульманскому миру! — вопили они.— Мы должны сказать всем, что в стране ислама мусульманская религия подвергается таким оскорблениям и нападкам, на которые не решатся даже в христианских европейских государствах...»
Несмотря на то, что человек, чья честь и жизнь находились в опасности, был его товарищем по профессии, Шахии-эфенди не намеревался вступаться за него. Однако случилось иначе. В этот день, уже под вечер, он отправился в городскую управу, чтобы решить кое-какие школьные дела в отделе народного образования. Когда Шахин разговаривал с заведующим, в комнату поспешно вошёл секретарь.
— Бей-эфенди, в гимназии бунт! Вызвали полицию… Мюдюр-эфенди мёртвенно побледнел, руки его задрожали... Что делать? Телефон в отделе испорчен...
— Скорее! Пальто и палку! — крикнул он служителю. Но прежде чем успели их принести, в кабинет влетел директор гимназии.
— Надеюсь всё благополучно, бей-эфенди?.. Что там у вас случилось?
— Не извольте беспокоиться, эфенди. Ничего особенного... Ученики прогнали учителя Мехмеда Нихада-эфенди. Мы, было, вызвали полицию, но, благодарение богу, её вмешательство не понадобилось. Как только Нихад-эфенди удалился, всё успокоилось...
— Как это произошло?
— Эфендим, я уже неоднократно докладывал вам, что этот человек однажды доставит нам немало хлопот... Все ждали, что Мехмеда Нихада-эфенди арестуют, однако он явился в школу цел и невредим и приступил к занятиям. Первый послеобеденный урок прошёл спокойно, без происшествий, однако во время перемены с учениками что-то произошло — они были очень возбуждены... Как только Мехмед Нихад-эфенди вошёл в класс, начался страшный шум. Дети стучали крышками парт, топали ногами, кричали: «Не желаем!.. Будь проклят поджигатель тюрбэ!» Однако сей субъект, потерявший всякий стыд, даже не смутился. Он пытался уговорить ребят: «Вы дети... Ученики... Ваше дело учить уроки, остальное вас не касается. Я ваш учитель. Пока я здесь, на этой кафедре, вы обязаны меня слушаться и уважать...» На шум сбежалась вся гимназия, классы опустели, в коридоре толпились ребята. Дети так громко кричали: «Будь проклят поджигатель!», что в здании тряслись потолки...
Директор говорил, выпучив глаза и отчаянно жестикулируя дрожащими руками.
— Бей-эфенди, а может быть, ребят кто-нибудь подговорил?
Вопрос задал Шахин-эфенди; спросил он с самым невинным видом, словно не придавая своим словам никакого значения.
Лицо начальника гимназии внезапно сделалось багровым.
— Кто это подговорил? Откуда вы взяли? Подобная вспышка могла быть только стихийной, это взрыв благородного негодования... Душевный порыв молодежи...
—- Вы правы... Подобные инциденты возникают именно в результате взрыва или, как вы сказали,
