произошло. Когда рыцари вернулись, он велел взять у них щиты и сделать из них кормушки для животных. Он повалил их палатки и выгнал их, говоря: «Один мусульманский всадник гонит двух франкских рыцарей! Вы не мужчины, вы – женщины!»
Что же касается Джум‘ы, то мой дядя выбранил его и рассердился за то, что он сначала держался вдали от франков, когда поехал за ними. «О господин мой, – ответил Джум‘а, – я боялся, нет ли у них засады в пещере карматов [164], чтобы напасть на меня, но когда я осмотрел ее и не увидел там никого, я освободил человека и корову и гнал обоих франков, пока они не вернулись в свой лагерь». Но, клянусь Аллахом, мой дядя не принял его извинений и остался им недоволен. [123]
РЫЦАРИ У ФРАНКОВ
У франков, да покинет их Аллах, нет ни одного из достоинств, присущих людям, кроме храбрости. Одни только рыцари пользуются у них преимуществом и высоким положением. У них как бы нет людей, кроме рыцарей. Они дают советы и выносят приговоры и решения. Раз я просил у них суда относительно стада овец, которое захватил в лесу властитель Банияса [165]. Между нами и франками был тогда мир, а я находился в Дамаске [166] . Я сказал королю Фулько, сыну Фулько [167]: «Он поступил с нами несправедливо и захватил наших животных. А это как раз время, когда овцы приносят ягнят; ягнята умерли при рождении, а он вернул нам овец, погубив ягнят». Король сказал тогда шести-семи рыцарям: «Ступайте, рассудите его дело». Они вышли из его покоев и совещались до тех пор, пока все не сошлись на одном решении. Тогда они вернулись в помещение, где принимал король, и сказали: «Мы постановили, что властитель Банияса должен возместить стоимость их овец, которых [124] он погубил». Король приказал ему возместить их
«О Усама, – сказал мне франкский король, – клянусь истиной моей религии, я вчера испытал великую радость». – «Аллах да обрадует короля! – отвечал я. – Чему же ты радовался?» – «Мне говорили, – сказал король, – что ты великий всадник, а я и не подозревал, что ты герой». Я ответил: «О господин мой, я один из всадников своего народа и племени». Если всадник строен и высок ростом, он больше всего им нравится. [125]
ЖЕСТОКОСТЬ ТАНКРЕДА
Однажды Танкред [168], первый властитель Антиохии после Маймуна [169], пошел против нас [170]. Мы сражались, а потом заключили перемирие. Танкред прислал гонца, желая получить лошадь одного слуги моего дяди Изз ад-Дина, да помилует его Аллах. А это была отличная лошадь. Мой дядя послал ее Танкреду с одним из наших товарищей, курдом, которого звали Хасанун, чтобы он принял участие в скачке перед Танкредом на этой лошади. Это был один ив наших доблестных всадников, юноша приятной внешности, стройный станом; он скакал и опередил всех пущенных лошадей. Он явился к Танкреду, и франкские рыцари стали осматривать его руки и восхищаться его юностью и стройностью. Они убедились, что он доблестный всадник.
Танкред одарил его богатыми подарками, и Хасанун сказал ему: «О господин мой, я прошу у тебя обещания оказать мне милость – отпустить меня на свободу, если ты когда-нибудь захватишь меня в сражении». Танкред [126] дал ему это обещание. Так, по крайней мере, полагал Хасанун, потому что франки говорят только по-франкски, и мы не понимаем, что они говорят. После этого прошел год или больше, и время перемирия истекло. Танкред пошел на нас во главе антиохийского войска [171], и мы сражались у стен города. Наша конница вступила в бой с передовыми отрядами франков. Некий Камиль аль-Маштуб, наш сотоварищ курд, бился особенно яростно. Он и Хасанун соперничали в доблести. Хасанун был с моим отцом, да помилует его Аллах, и сидел на какой-то кляче, ожидая, пока слуга приведет ему лошадь от коновала и принесет кольчугу. Слуга запоздал, и Хасануна стали волновать удары копьем Камиля аль-Маштуба. Наконец он сказал моему отцу: «О господин мой, прикажи дать мне хотя бы легкие доспехи». – «Вот стоят мулы, нагруженные оружием, – отвечал отец. – Что тебе годится, то и надень». Я стоял в это время сзади отца. Я был еще мальчиком [172] и впервые в этот дань видел сражение. Хасанун осмотрел кольчуги, уложенные в кожаные мешки и нагруженные на мулов, но ни одна не подходила ему. А он горел желанием выйти в бой и действовать так же, как Камиль аль-Маштуб. На своей кляче он двинулся вперед, не надев доспехов. Один франкский рыцарь преградил ему дорогу и ударил его лошадь по крупу. Она, закусив узду, умчала Хасануна в самую середину франкского лагеря. Франки захватили Хасануна в плен и подвергли его разнообразным мучениям. Они хотели выколоть ему левый глаз, но Танкред, да проклянет его Аллах, сказал им: «Выколите ему правый глаз, чтобы он не мог ничего видеть, когда будет нести щит и закроет им левый глаз». Они выкололи ему правый глаз, как приказал Танкред, и потребовали с него тысячу динаров и караковую лошадь, принадлежавшую моему отцу. Это была лошадь породы хафаджи [173], одна из чистокровных прекрасных лошадей, и мой отец, да помилует его Аллах, выкупил его ценой этой лошади. [127]
Из Шейзара в этот день выступило много пехотинцев. Франки бросились на них, но не могли выбить их с места. Тогда Танкред разгневался и сказал: «Вы – мои рыцари, и каждый из вас получает содержание, равное содержанию ста мусульман. Это „сердженды“ [174] (он разумел пехотинцев), и вы не можете выбить их с этого места!» – «Мы боимся только за лошадей, – ответили ему. – Если бы не это, мы бы их затоптали и перекололи копьями». – «Лошади мои, – сказал Танкред, – всякому, у кого будет убита лошадь, я заменю ее новою». Тогда франки несколько раз атаковали наших пехотинцев, и семьдесят лошадей у них было убито, но они не могли сдвинуть наших с места. [128]
РЫЦАРЬ БАДРХАВА
В Апамее [175] был рыцарь, один из славнейших среди франков, которого звали Бадрхава [176]. Он постоянно говорил: «Увидите, что будет, когда я встречусь с Джум‘ой в бою». А Джум‘а говорил: «Увидите, что будет, когда я встречусь с Бадрхава в бою».
Войска Антиохии пошли на нас [177] и разбили палатки там, где они обыкновенно располагались. Между нами и франками была вода. Один наш отряд стоял против них на пригорке. Один франкский рыцарь выехал верхом из лагеря и, приблизившись, остановился под нашим отрядом, но между ним и отрядом была вода. Всадник крикнул им: «С вами Джум‘а?» – «Нет, клянемся Аллахом», – отвечали ему. Джум‘ы среди них не было. Этот всадник был Бадрхава; он обернулся и увидел четырех наших всадников на своем берегу. Это были Яхья ибн Сафи «левша», курд Сахль ибн Абу Ганим, Хариса нумейрит и еще другой всадник. Он бросился на них, обратил их в бегство и, догоняя одного из них, нанес ему удар копьем, но слабый, так как его лошадь не могла настичь противника для настоящего удара. [129] Франкский рыцарь вернулся в лагерь, а эти люди в город. Они покрыли себя позором, их упрекали, бранили и презирали. «Четверых всадников, – говорили им, – обратил в бегство один рыцарь! Вы рассеялись перед ним, когда он ударил одного из вас, а трое остальных могли бы его убить. Вы
