– Шагай давай…. – подоткнул деда стволом автомата конвоир…
…Богатырев Кирьян Семеныч, одна тысяча восемьсот девяностого года рождения… – прочитал обтрепанный паспорт деда энкаведешник.
– Так точно, ваше благородие!
Старший лейтенант широко открыл глаза:
– Из бывших, что ли?
– Почему же из бывших? Из настоящих. Бывшим я буду когда помру.
– Интересный разговор…
– Ты, гражданин старший лейтенант, – выделил голосом слово 'гражданин' Кирьян Васильевич, – Сразу запиши, чтобы вопросов на эту тему больше не было. Воевал я за белую армию под началом полковника Дроздовского. В звании унтер-офицера прошагал и великую войну и гражданскую. Потом меня по процессу 'Промпартии' осудили – так что я есть самый настоящий враг советской власти. Еще вопросы есть?
Старший лейтенант аж опешил от такого откровения. Но потом взял себя в руки и продолжил:
– И что ж это вы, враг советской власти, вдруг воюете за эту самую власть?
– А я за нее и не воюю.
– За кого тогда?
– За Родину.
– За какую еще родину?
– За русскую. Давай-ка, гражданин-товарищ, ближе к телу. Хотел разузнать с какой диверсией мы сюда вышли? Ни с какой. Вот у меня там в отряде есть боец, его порасспроси на эту тему.
– Какой боец, какая тема?
– Звать его Володей, а отчество Леонидыч. Он тебе больше расскажет – чего и почему. Мое дело его сюда было довести. А заодно… На-ко, посмотри!
С этими словами дед достал из кармана два немецких зольдбуха и аккуратно положил их на стол.
Старший лейтенант взял их и внимательно стал пролистывать:
– Цукурс Герберт, Константин фон Шальбург… Это что? Ничего не понимаю…
– А то, что мы этих сук вальнули. И если б не дело у Леонидыча, я бы там еще фрицев гонял. Первый командир латышской бригады СС, а второй – датской. Датчане, а не немцы перед твоим полком оборону держат.
– Это-то мы знаем, Чай не пальцем… Стой! А других документов? Карты, журнал боевых действий?
– Извини уж, гражданин…
– Александр я, Кирьян Василич. Александр Калинин. Давайте уж без званий, без регалий… Хорошо? По именам? Пойдет?
Дед хмыкнул:
– Давай… Сродственник, что ли старосте-то всесоюзному?
– Даже не однофамилец.
– Хе, епметь… – вспомнил дед любимое винокуровское ругательство. – Так вот, Саша, этих двух мы положили. И вместе с ними еще парочку. Десятков. Фона этого довести хотели, не срослось. Германской же миной и накрыло. Даже разрешения не спросили…
– Давайте по порядку, Кирьян Васильевич. Отряд как собирать начали?
– Как, как… Этим самым об косяк. Внука ко мне приехала. Риточка. Да ты еще поговоришь с ней. Летом приехала прошлым. В июне. Аккурат перед войной.
– Откуда приехала?
– Знамо откуда, из Вятки, то есть Кирова по-вашему, по-советски.
– У вас там сын, дочь?
– Нее… Никого нету. Я ее подобрал в начале двадцатых. Малость повозился и в детдом отдал. Времена тогда голодные были, чай думаю, государство все ж таки лучше позаботятся. А я и загреметь мог под распыл как белогвардеец. Ну ты, старшой, сам понимаешь. Ну вот она там и выросла, а я ей помогал чем мо. Она ко мне на лето приезжала, да… А вот война началась – тут и осталась, уехать никак не могла. Дороги забиты были. Да и беда-то – приехала не одна, с подружкой, тоже детдомовка, Маринка.
Дед врал так вдохновенно, аж всплакнул:
– Немцы потом пришли, я девок прятал. Красивые они у меня. Хорошо хоть хутором жил, не в деревне…
– А в партизаны почему пошли?
Дед помолчал, а потом добавил ржавым каким-то голосом:
– Сожгли немцы деревню. И дом мой сожгли к херям.
– За что?
– За просто так. Чтобы жизнь под ними медом не казалась.
– Понятно… А покажи-ка, Кирьян Васильевич, на карте ваши путешествия!
– Я, мил человек, хоть и унтер-офицер, а в картах мало соображаю. Вызови-ка сюда бойца моего, Андрюшку Ежова, он в картах больше моего понимает. На географа учился, все-таки. Он тебе больше покажет. И вот еще чего. Прикажи-ка чтоб моих накормили. А то ведь без завтрака сидим.
– Тоже верно, – задумчиво сказал старший лейтенант НКВД Калинин. – Сердюк!
– Я! – выскочил здоровенный боец с ППШ., казавшимся легкой игрушкой на широкой груди.
– Приведи сюда Ежова. И дай команду покормить партизан.
– Есть!
– Стой! Еще начштаба сюда позови. И чай тут организуй.
Целый час они ползали по карте пальцами и карандашами. Еж даже охрип немного, показывая и доказывая, что вот тут пройти можно, а вот тут полная задница. Начштаба – майор Хацкилевич – был, конечно, доволен информацией, а вот старлей больше сидел, отмалчиваясь, наблюдая за дедом и Ежом. К какому выводу он пришел не понятно, но когда майор, неся свою карту как драгоценное сокровище, ушел, то добавил тяжело:
– Ну, мужики…Ждем результатов наступления. Мы с этой высоткой уже как неделю бьемся. Если что не так показали, не обессудьте… Даже думать не буду о поводе, чтобы к стенке поставить…
– Да за кого вы нас держите! – возмутился Еж. – Мы же свои, советские, так сказать, люди!
– Вот именно! Так сказать… Сердюк! Уведи Кирьяна Васильевича! А вы, Ежов, останьтесь…
– А чо, а?
– Почему добровольцем не пошел, Андрей? – грустно посмотрел на Ежа Калинин.
– Я ходил! – честными глазами сказал Еж. – только меня не взяли сразу. А потом немец пришел.
– Когда? В средине августа где-то! А что?
– Военкомат-то в Демянске так и стоял на Ленина?
– Ой… товарищ старший лейтенант… – несколько разочарованно посмотрел на старлея Еж. – Вот не надо меня на такие смешные штучки ловить… На улице Первого Мая он стоит. Дом шестьдесят пять. Стоял, вернее. Сейчас пока нету там военкомата. Гестапо там.
– А чего там гестапо делает? – внимательно смотрел на Ежа особист.
– А там сплошное гестапо, товарищ старший лейтенант! – Еже даже нагнулся к столу. – Куда ни плюнь – везде гестапо. На улицу после комендантского часа вышел – расстрел. Картоху не сдал – расстрел, косо на ганса посмотрел – расстрел. Чем не гестапо?
– И почему же тебя не расстреляли?
– А я хитрый, товарищ старший лейтенант!
– Оно и заметно… Из Демянска, говоришь, родом?
– А чо?
– Да так… Сердюк! Следующего давай!
Старший лейтенант НКВД Калинин подошел к окну и закурил. 'Странная какая братия… Все гладенько так, все хорошо. А вот что-то тут не так. Что-то не клеится. Без документов? Не то… Мало ли кто без
