– Он хучь и комиссар, но человек все ж. Разрешите идти?
Комбат, замотанный бинтом по самый нос, кивнул.
Наконец они, собирая по дороге взвод, добрались до края траншеи, откуда до церкви было шагом сто.
Вблизи она оказалась не такой уж и маленькой. Могучая древняя громадина, уцелевшая в огне и разрывах снарядов, избитая, но устоявшая, когда все дома села были снесены.
Откуда-то сверху зло бил пулеметчик, не давая ротам подняться из траншей.
– Где ротный-то?
– Кончился ротный, – кто-то подал голос из темноты. – В рукопашной его фриц свалил.
– Даже запоминать не успеваю… – сказал Прощин. – И чего сейчас?
– Командуй сержант, тебя тут все уважают.
– Кто это там такой уважительный, в темноте не вижу!
– Ефрейтор Русских…
– Дуй-ка, ефрейтор до комбата, доложи, как и чего. Скажи командиров нету.
– Ага…
Русских бросился было по траншее обратно, но натолкнулся на запыхавшегося связного от комбата:
– У вас ротного убило?
– Ну!
– Баранки гну… Кто старший по званию?
– Вроде я… Сержанты! Кто живой есть?
– Коновалов! Заборских!
– Все что ли? Слышь, боец… Одни сержанты.
– Вот и выбирайте себе командира.
Дед хмыкнул.
– Чего, Кирьян Василич? – спросил Еж, держащийся деда в неразберихе.
– Да ничего… Семнадцатый год вспомнил. Как офицеров себе выбирали и приказы обсуждали. Известно чем дело кончилось…
– Прощин, командуй!
– Мужики, бойцов посчитайте, – попросил сержант. По окопам пошла перекличка: – Богатырев!
– Я…
– Возьми-ка мой взвод, ты боец грамотный, как погляжу.
– Так точно!
– Ну, дед ты растешь. Дня не прошло, а ты уже комвзвода, – уважительно сказал Вини.
– На войне бывает…
Связной потоптался…
– Это… Значит ты комроты? Комбат тебе приказал церковь взять.
– Знаю уже. Когда атаковать?
– Сейчас прямо. Лупят оттуда – не подняться из траншеи.
– Понятно. Сейчас так сейчас. Посчитались?
– Третий взвод – двенадцать! Второй – тринадцать! Четвертый – одиннадцать!
– Богатырев, у тебя сколько?
– Десять, извини ротный, я их еще по лицам не знаю…
– Сорок шесть штыков… Негусто… Рота! Слушай мою команду! Третий взвод, Русских ты там за старшего?
– Ага!
– Весь огонь по окнам и особенно по пулеметчику. Четвертый – ползком в обход церкви и гранаты во все дырки. Первый, второй… Приготовились… За мной!
Удобно же немцы придумали – ступенечки, чтобы из траншеи выбегать! Правда проход узкий. Потому сначала Еж подсадил Вини, а потом Леха подал ему руку. И побежали к церкви. Та ощетинилась огнем. Кто-то рядом ойкнул и упал. Дед подскочил к ним:
– Меня держитесь. В церкву позади заскочите. И не высовываться, ироды!
Потеряв на броске подстреленными пятерых, добежали до паперти и прижались к стене. Железная дверь в храм была закрыта.
– Вот гадство… И на окнах решетки!
– Без паники… Бинт есть у кого?
Несколько рук протянули деду бинты.
– Одного хватит… Гранаты есть у кого? Эти, с ручками, которые…
– Ргдэшки…
– Во-во. Штук пять дайте, Сейчас я германцам связку замастырю.
Сноровисто открутив ручки у четырех гранат и сняв рубашки, он примотал бинтом цилиндры друг к другу. Связка получилась увесистой.
– Эй, Богатырев, чего там ждешь! – раздался голос Прощина.
– Погодь, сержант… А ну-ка, бойцы… К земельке прижались!
Кирьян Василич размахнулся, примерился и метнул связку.
Взрыв прогрохотал такой силы, что стены вздрогнули. Дед высунулся из-за паперти. Двери выбило вместе с кусками стены.
– Гранатами! И вперед!
Еще несколько гранат влетели в церковь.
– За мной!
Дед побежал первым. Как-то по звериному он почуял неладное, извернулся и упал, в самих дверях. А, может быть, просто споткнулся. Потому очередь из алтаря прошла мимо. Кто-то из наших рухнул, захрипев. Автоматчик же в алтаре получил винтовочный залп и очередь из 'Дегтяря'. С хоров и окон попрыгали немцы. Завязалась рукопашная.
Еж перехватил винтовку как дубину и махал ей, словно великан деревом, матюгаясь на каждом вздохе.
За его спиной присел Вини, стреляя по скачущим теням и молясь про себя:
'Только бы не в своего, только бы не в своего!'
Увлекся. И, получив по каске автоматом, рухнул на каменный пол.
Еж краем глаза успел заметить эсэсовца за спиной. Винтовка с размаха так треснула немца по арийской голове, что приклад треснул. А голова фрица лопнула как арбуз.
Он бросил винтовку, сорвал лопатку с пояса, огляделся. На какого-то нашего бойца навалились сразу два ганса. Первому Еж саданул по шее, перерубив позвоночник. Второй успел отскочить, поднырнул под размах и прыгнул на Ежа, свалив его на пол.
И стал душить, ломая кадык.
Еж захрипел, забил ганса по спине кулаками. В глазах помутнело, Еж потерял сознание…
– Андрюх, вставай. Все! Все! – кто-то бил его по щекам.
Он помотал головой, приходя в себя. Невыносимо болело горло.
– Ну, ты зверюга! – Дед с уважением разглядывал убитого. – Нос ему откусил и глаза выдавил.
– Фу… – Ежа передернуло.
– Молодец, молодец. А теперь собрались все. Бой еще не закончен. Сейчас пулеметчика выкурим – и отдыхаем. Раненых перевязать. Двое со мной. Вини, ты как?
Тот сидел на полу, обхватив голову и покачиваясь из стороны в сторону.
– Порядок, в танковых частях… Только шатает и тошнит.
– Контузия… Сиди пока. Отдыхай. Еж, зверюга, ты со мной. В колокола позвоним… Кто еще. Вот ты, ага. Фамилия?
– Рядовой Кашин. Цел?
– Целее не бывает, товарищ командир.
– Тогда вперед! – дед подобрал брошенный автомат.
