Внезапно Харченко перебил его:
– «Мы – молодая гвардия рабочих и крестьян!»
Парень замолчал, недоуменно захлопав глазами.
– Замполит! Ты ж песню из кинофильма спер! Помнишь, картина такая была, «Как закалялась сталь», называлась?
Яша смущенно прогудел в ответ:
– Ничего я не пер, то есть не крал, тащ майор, говорю ж, просто слуха нет…
Харченко отмахнулся:
– В общем, ты это… Гимн – идея хорошая, считай, я одобрил. Слова давай сочиняй, а с музыкой чего- нибудь придумаем. В батальоне и баянистов, и гитаристов хватает. Да и у местных с музицированием все в полном ажуре. Ладно, ты сначала весь текст представь, а уж там разберемся.
Финкельштейн кивнул и снова зачеркал стилусом по поверхности планшета, а майор Харченко, плюхнувшись в кресло, стал блаженно внимать волшебным звукам ансамбля «Битлз»…
Корабль плыл в глубинах гиперпространства. Здесь не было звезд и планет, не было вечных странников космоса – метеоритов, не было туманностей и Галактик, здесь вообще ничего не было. Кроме пробивающего себе путь в n-мерности пространства-времени самого этого корабля, крошечной по космическим меркам песчинки жизни. Внутри этой песчинки вовсе уж микроскопические искорки жизни занимались смешными с точки зрения Вселенной делами.
Если, конечно, у Вселенной есть точка зрения.
Например, сейчас одна из искорок шагала по кораблю и весело напевала нечто совершенно немыслимое для этого места и этого времени:
Действительно, ну какая может быть боль у идущего по космическому кораблю начальника особого отдела отдельного штурмового батальона майора Харченко? Точнее, уже полнокровного корпуса? Все идет по плану, так к чему канувшие в лету Аргентины с Ямайками?
Особист шел в отсек управления. Он и комбат были единственными из пассажиров огромного корабля, некогда – скоростного грузопассажирского лайнера «Мечта», у кого имелся допуск в ходовую рубку.
Капитан корабля – он и в море, и в космосе «первый после Бога». Может женить, может за борт выкинуть. Впрочем, нет, этот не выкинет. Не сможет, ибо прошел курс генетической модерации, разумеется. Упакует в госпитальный отсек, погрузив до прибытия в анабиоз. В чем ему лично Харченко и поспособствует с удовольствием, если что. Демократия – она хороша в собственном многоэтажном особняке, когда в руке бокал старого вина, перед тобой потрескивает горящими поленьями камин, в укутанных пледом ногах дремлет породистый пес, а на коленях – не менее породистый кот. Когда дети разогнаны по комнатам заниматься уроками, а красавица-жена воркует голубкой у плеча. Когда рабы… тьфу, то есть роботы, конечно же, роботы! – рубят уголек, вкалывают на заводах и орошают поля. А в море и космосе демократии не бывает. Так что капитан корабля прав. Всегда прав, и это не обсуждается.
И пусть весь батальон завидует двум майорам, что получили право побывать в святая святых и полюбоваться на настоящее звездное небо. Корабль вот-вот вырвется из неизученной до конца даже самими разработчиками теории гиперпрыжков и технологии гипердрайва изнанки космоса. Или не изнанки, а многомерного непостижимого Ничто. Да, и так бывает. Человечество научилось достигать дальних звезд, за считаные часы или дни покрывая немыслимые расстояния в сотни, тысячи и миллионы световых лет, но так до конца и не поняло, каким именно образом. Впрочем, это уже никому не нужная лирика, в чистом виде интересная лишь теоретикам-ученым. Голые практики, как, впрочем, и авантюристы, довольствовались самим фактом возможности межзвездных прыжков.
Вот к моменту выхода из прыжка и торопился Харченко. Когда еще доведется полюбоваться на настоящие звезды? В рубке он тихонько уселся в свободный ложемент, стараясь никому не помешать. Впрочем, на него никто и не обратил внимания. Люди занимались своими делами. Одна навигационная команда штурманов – пять человек Компьютеры компьютерами, но даже самую сверхнадежнейшую и многократно продублированную технику нужно контролировать. Человеческий фактор, ага. В этом Харченко ничего не понимал, но подозревал, что электроника – это та же механика, даже если она электронная по сути. Ну, примерно так. В том смысле, что если она сходит с ума, то всегда в самый неподходящий момент. А команда управления? Еще десять пилотов.
Собственно говоря, это была не просто рубка, а именно центр управления полетом. Харченко завороженно следил за синхронной работой людей, каждый из которых замер на своем посту перед объемным 4D монитором. Вроде бы все по отдельности, но одной командой. Майор вообще любил наблюдать за людьми. Нет, именно
– Согражданин майор?
– Да? – встрепенулся Сергей. Рядом стоял капитан корабля. Невысокого роста, до синевы выбритый, затянутый в отутюженный форменный китель гражданского Космофлота. До безумия обаятельный и всем своим видом внушающий уверенность в исходе любого полета под его командованием. В общем, настоящий Капитан с большой буквы. Хоть на голооткрытку из серии «Герои Космоса» снимай. Или портрет в холле ВАК вешай…
– Да вот, посмотреть пришел. Очень интересно.
– Что ж тут интересного? – искренне удивился капитан. В руке его дымилась чашечка ароматного кофе. – Все скучно и рутинно. Да вы сидите, сидите!
– Это вам скучно, а я в космосе в первый раз…
– Как?! А-а… Простите великодушно, я как-то запамятовал, откуда вы. Что ж, хорошо, покажу вам, как это бывает. Восемь минут до выхода. Я включу круговой обзор. Обычно мы этого не делаем, картинка выводится просто на мониторы, но для вас сделаем. Готовьтесь.
Капитан улыбнулся, четко кивнул головой и зашагал к мостику. Так, по старой, морской еще, традиции называли центральный пост управления. На самом же деле корабли – за исключением неких экстремальных ситуаций, о которых никто не слышал уже несколько веков, – управлялись исключительно бортовыми компьютерами. Ходовыми, навигационными, контроля систем жизнеобеспечения, швартовочно- посадочными… Короче, всем тем, что и объединялось в КИЦ.
К слову, когда Харченко впервые увидел «Мечту», то совершенно не впечатлился. Огромный, почти километровой длины, корабль висел на околоземной орбите, а доставили на него батальон и добровольцев челноками. Впечатлился он, когда узнал о размерах и грузоподъемности. Или «пассажироподъемности» – в терминологию Сергей не углублялся. Но сам факт, что корабль может одновременно нести почти пятнадцать тысяч человек, полностью обеспечивая их всем необходимым для недолгого перелета, его весьма поразил.
– Подвинься!
Да что же это такое?! Второй раз на задумчивости поймали, и не абы кого – ОСОБИСТА! Сначала капитан корабля, теперь комбат. Харченко кивнул на соседнее кресло… тьфу, то есть ложемент, конечно:
– Тоже посмотреть пришел?
Крупенников кивнул. В дни погрузки и вылета
им было не до космических красот. А вот сейчас время появилось.
– Яша, кстати, гимн дописал. Сейчас разучивает с офицерами.
– Какой гимн? – удивился особист. – А-а, понял, тот самый… Из кинофильма… А что мне весь текст не показал? Опять, небось, напортачил? Кстати, когда успел? Вроде только что сочинять начал.
– Да не, я глянул, нормально. А насчет успел? Яша ж у нас реактивный, сам знаешь. Везде поспеет… прямо, как ты, – подколол товарища Виталий.
– Вот блин, – ругнулся особист. – Наверняка ж снова ритм страдает!
