Победитель Хвостика

Был рабочий день, и все сидели в лаборатории. Пузан на большом, заляпанном кислотами столе специальной линейкой делал морфологические замеры выкопанных растений. Ричард, тяжело дыша, на мясорубке прокручивал пучки трав и собирал труху в пакетики. Николай Марков на электрических весах взвешивал образцы в керамических ступочках. Толстая Грязная Свинья ставил ступочки в муфельную печь и прожаривал. Работы у него было немного, и он глядел в окно. Маза, бездельничая, мотался из угла в угол.

— Внуков, — безадресно сообщил Свинья, заметив того где-то на дворе.

— Он, наверное, пошел проверять свои ловушки на мышей, — предположил Пузан. — Он вчера говорил, что очень любит маленьких зверушек. Когда их видит — всегда душит. Так велико его волнение.

— Алексей Внуков с Пальцевым намеднись поссорился, — сказал Свинья. — История просто потешная. Принялся как-то раз Пальцев меня отчитывать, что я рабочее место не убираю. Обязательно, говорит, чего-нибудь потеряете. А я отвечаю ему, мол, мне, Пальцев, нечего терять, кроме своих цепей. А он своей пустой-то головой не подумал да и пустился в замечания: «Убирать,— говорит,— цепи-то надо!» Тут Внуков как начал хихикать. Пальцев сообразил, что к чему, и поясняет, как он всегда это делает, если чего несусветное ляпнет: «Это я иронизирую». А Внуков-то не унимается. Тогда Пальцев ему говорит: «Смеяться будем потом». Внуков на него рукой махнул и отвечает: «Смеяться будем сейчас!»

— И что Пальцев сделал? — спросил Маза.

— Ничего не сделал. Рассмеялся, убежал.

  — Внуков про него эпиграмму написал, — добавил Николай Марков.

— Он замечательный ученый,
Он прорастил горох моченый
И вывел сорок семь сортов
Отборных, новых сорняков.

— Бобриска... — снова сообщил Барабанов от окна.

— Пр-роклятая мясорубка!.. — прорычал красный от натуги Ричард, бросая крутить рукоятку.

— Собака... — произнес Барабанов.

— Ну и что? — спросил Николай Марков.

— Ничего. Сам факт интересен.

— Я бы тебе, Свинья, посоветовал завести дневник наблюдений,— изрек Николай Марков. — Туда ты можешь заносить все ценные факты, которые, несомненно, послужат тебе серьезным подспорьем в научной работе.

— Я рассказ новый написал, — сообщил Ричард.

— Читай, — велел Маза.

Рассказ Ричарда «Экстрасенсы»

Нынче разных чародеев, магов и прочих экстрасенсов наимодно посещать стало. Вот и я однажды к чудотворцам ходил, чтоб им провалиться. Простаиваю всю ночь в очереди, наутро попадаю. Сидит мужик могутного вида, руки на коленях сложил и исподлобья глядит.

— Чего, — спрашивает, — недомогает?

— Да это... как его... В общем, ничего.

— Бесцельно великого экстрасенса тревожить? — орет.

— Нет, отчего же бесцельно... Так, общепрофилактически...

— Ах, профилактики захотел? На! — и на меня рукой как махнет.

Как я на улице очутился, не помню, но помню отчетливо, что хотелось кудахтать и грызть батареи парового отопления. В милицию забрали, как значится в протоколе, за попытку облобызать красное знамя, болтающееся в небе над исполкомом.

Но это цветочки. К одной бабке тоже с профилактическим делом приходил, после чего стал хромать на левую ногу, на правой руке большой палец отнялся, один глаз насовсем закрылся, другой моргать стал, кроме того, слух пропал, выпало 20 зубов, заложило нос и вылезли волосы на затылке. Зашел к другой бабке, она избавила от насморка, но по вечерам из ушей начало доноситься подозрительное гудение, а ноги отнялись окончательно. Получил у нее же снадобье целительное, выпил сдуру: все синее стало.

Это ладно, это что. А гадалки какие дела загинают!

Пришел к одной, а она мне: тебя, милай, болезнь ждет лютая, ты ее через выпадение из окна шестого этажа получишь — башка от удара в пищеварительный тракт заберется.

Я поверил и бегом от нее топиться, чтобы не было этих ужасов. Кирпич на шею — и бултых! Очнулся — кругом белое и непонятное. Я испугался, вскочил, побежал вроде бы в двери, а вылетел в окно и... Прокралась-таки бедовая голова в живот!

Таким вот манером опять я по врачам намылился ходить. Не только, понимаете, средства боюсь растрате предать, а жизнь продлить охота.

Конец рассказа Ричарда «Экстрасенсы».

— Что ж такое-то!.. — зашипел вдруг Витька, убрав со стола разложенную траву.

На пятнистой столешнице был рисунок. Все, кроме Свиньи, подошли поближе, чтобы рассмотреть. Рисунок изображал некое рахитичное существо с огромными губами, кудрявое, с круглыми, сведенными на переносице глазами и татуировкой «Полемично и поэтично» на животе. Такие слова Пальцев написал в рецензии на научную работу Витьки Фигова-Лимонова, благодаря чему стало ясно, кого живописец взял за модель для своего произведения. Под рисунком были также начертаны слова: «В этой старой африканской песенке поется, что я, Полифем Лу, иду охотиться на Большого Зу, а в хижине меня ждет моя маленькая скво».

— Свинья, это ты нарисовал?.. — бледнея, спросил Витька.

— Я,— признался Барабанов. — Я свою ручку хотел расписать, потому что она мазала пастой, а твою хорошую ты у меня отнял. Ты сам, Витька, виноват, потому что ты ктырь.

— Вот, значит, ты какой — Антон Барабанов!.. Вот, значит, как ты платишь за мою доброту!.. Я, значит, ктырь!..

— Хо! — воскликнул Свинья и обратился к широкой аудитории: — Знаете ли вы о том, что Витька пишет поэму про то, что он не ктырь? Нет? А вот так! Он ее, правда, почитать никому не даст, потому что мы не разбираемся в искусстве. Но сюжет известен. Он примерно таков. Жил-был на свете добрый Витька. Он всем давал свои вещи. Вещи ему потом возвращали и благодарили его. Но тут появился я и стал все вещи у него забирать и не отдавать, а вместо благодарности глумился над ним. Тогда Витька больше не смог быть добрым, а я вероломно назвал его за это ктырем. Поэма обличительного характера, бичует мои пороки, потрясающая по драматизму и выразительности.

— Да что же вы все на меня напали, проклятые злобные твари!.. — рассердился Витька. — Николай Марков, будь другом, прочитай свою поэму «Песнь о Свинье»!

— Хорошо, Виктор, — согласился Николай Марков. — Я прочту. Пусть будет по-твоему. Но если какая белобрысая сволочь начнет перебивать через каждое слово — дам в дыню.

Николай достал из кармана блокнот.

Поэма, называющаяся «Песнь о Свинье», была ярко выраженного аналитического характера. Она почти полностью посвящалась, собственно, не самому Барабанову, а длинному, растянутому на многие поколения процессу деградации, который и привел к появлению Барабанова на свет. Причиной этой обратной эволюции было нечто, поименованное как «евдарлык». Оно поселилось еще в основателе рода и явилось чем-то вроде демона-разрушителя. В частности, приближаясь к современной эпохе, евдарлык проявился в рождении у слонов слоненка-мутанта Бумбы.