темноты. Это время было и всегда будет самым удобным для войны, для набега, для осады, для быстрых сражений, решающих судьбу похода одним или несколькими быстрыми ударами. Оттар думал: конунгу Скату пора выходить с его двадцатью одним ярлом в поход на Новгород.
А в Нидаросе уже шли длинные дни незаходящего солнца. Оттар собрал всех викингов в большом зале горда. Ярл напомнил им о годах, проведенных вместе, когда ни один день не был потерян без пользы для викинга, об удачных походах, об увеличении богатства каждого.
Не открывая своих мыслей о неизбежности победы Черного Гальфдана над свободными ярлами, Оттар говорил об опасной для общей свободы ненависти бондэров и о том, что пришла пора нидаросскому ворону распустить крылья, поискать далеких нетронутых земель.
В поход пойдут «Дракон», «Орел» и обе «Акулы». На них шестьсот пятьдесят викингов. «Змей» и «Волк» с остальными викингами будут ловить морских зверей и рыбу в водах Гологаланда.
Но главная задача остающихся — это охранять горд с новорожденным вестфольдингом, юнглингом Рагнвальдом, сыном Оттара, сына Рекина, сына Гундера, сына Альфа, сына Свена, сына Олафа, сына Биера, сына Бю, сына Гардена, сына Эстута, сына Мотана, сына Гру, сына Асмунда, сына Сонта, сына Бранда, сына Ганунда… и так до отца Вотана.
Глава шестая
1
Драккары плыли к таинственному северу мимо известных лежбищ моржей и не приставали к берегам, чтобы внезапными нападениями пополнить запасы дорогой белой кости в пустых складах Нидароса.
Видели великолепных синих китов, которые, казалось, в два раза превосходили размерами «Дракона», и не гнались за ними. Без внимания оставляли стада хищных зубатых кашалотов, богатых ценным белым воском, похожих на хвостатые обрубки деревьев, срубленных гигантами. Вскоре флотилия Нидароса вошла в незнакомые воды. Обе «Акулы» плыли впереди, разлучаясь не более чем на три полета стрелы. «Дракон» и «Орел» держались в струях «Акул».
Ярл составил отряды викингов на «Акулах» из новых воинов, перебежавших от «Кабана» Грольфа или принятых в Скирингссале. У «Акул» были низкие борта и скользящий ход, на них было значительно легче грести, чем на старых нидаросских драккарах. Убежденный в незыблемой верности старых викингов, Оттар ласкал новых с обдуманным расчетом вождя.
Направо, на востоке от пути драккаров, горы наступали на море сурово-злобными берегами, полными смутных, угрожающих образов, которые или вдруг прятались, или преследовали, меняя колдовские личины, всегда удивительные и всегда уродливые. Черный и серый камень, зеленые, синие пятна с белыми знаками, темные провалы ущелий в низкой кайме неумолчного прибоя — здесь берег не сулил ничего доброго.
Под неутомимым солнцем нескончаемого дня неведомая северная часть земли фиордов туманилась и мерцала. Опасаясь узких лабиринтов между землей и островами, встревоженный мутью воды, в которой поджидали камни, старший кормчий Эстольд уводил флотилию в открытое море. И земля фиордов превращалась в тучи, клубившиеся под ясным сводом востока.
Нельзя терять из виду берег. Миновав опасные места, драккары возвращались к земле.
Больше нигде нет, как в первые дни плавания, дымков от кочевых стойбищ лапонов и их кожаных лодок, в которых они смело нападают на толстокожих морских зверей, чтобы платить дань нидаросскому ярлу.
Здесь море было еще обильнее населено, чем вблизи Нидароса, а земли стали пустыней. Места, пригодные для обитания богов и духов.
Безыменные архипелаги островов белели снегом птичьих гнездовий. Открывался глубокий фиорд в отвесных берегах невиданной высоты. Ни один викинг не мог бы подняться на берег и построить горд. Страшную скалистую пасть прикрывала сползающая с гор багрово-сизая туча. Из нее Тор метал в гранит золотой молот. А в море, над драккарами, сияло солнце.
Викинги молча искали амулеты под кафтанами. Гребцы же, чьи руки были заняты, шептали заклинания.
А из следующей расселины берега прямо в море лез глетчер, обрушивая в воду куски своего тела — ледяные горы, опасные, предательские айсберги.
2
— Течение усиливается, — заметил Оттару кормчий Эстольд.
«Черная Акула» приближалась к проливу. Несмотря на попутный ветер, все драккары шли на веслах. Прямым парусом не так легко управлять, и осторожный Эстольд не хотел доверяться ветру на неизвестной дороге. Драккары были верным оружием в руках кормчих лишь на веслах.
Эстольд улавливал быстроту течения опытом, который трудно передать в словах. Он улавливал силу течения по многим признакам, в которых движение драккара в отношении берега и известный темп гребли были лишь частью слагаемых. Оттар не ответил.
— Течение еще усилилось, — вновь заметил Эстольд через некоторое время.
— Ты боишься? — спросил ярл.
Такой вопрос не оскорбителен. Из всех викингов драккара один кормчий имеет право испытывать и опасения и страх. Стихии сильнее даже сынов Вотана. Кормчий держит не правило руля, а жизнь и смерть драккара и воинов.
— Я помню историю короля Гаральда Древнего, — ответил Эстольд.
Гаральд Древний заплыл на север дальше всех и едва не погиб в черной яме Утгарда, куда безвозвратно изливается море.
— Плыви, пока это действительно не сделается опасным, — спокойно сказал ярл. — Гаральд успел повернуть, успеем и мы. Мои драккары лучше Гаральдовых, — добавил Оттар, который тоже чувствовал необычную силу течения.
Драккары неслись к берегу. Эстольд заметил залив и направил флотилию туда.
«Черная Акула» подпустила другие драккары ближе. Оттар видел тревогу кормчих и свободных от гребли викингов. Большинство не воспользовалось правом спать между сменами на веслах.
В небольшом заливе нашелся удобный для причала берег. Оттар в сопровождении четырех кормчих и нескольких десятков викингов вскарабкался на высокий берег. Поднимались тучи птиц, которые с оглушающим гамом заслоняли солнце. Со второго, еще более высокого мыса открылась тайна Северного моря.
Шли часы прилива, и внизу, на колоссальной глубине, кипела черная яма Утгарда. Усиленное высоким приливным валом могучее морское течение дико врывалось в пролив и из пролива в фиорд. Не найдя выхода, вода, взлетая на вспененные берега, неслась в свирепом грандиозном водовороте. Викинги чувствовали, будто гора содрогалась под напором моря.
Страшное зрелище притягивало, томило неиспытанным чувством. Хотелось и броситься бежать, чтобы не видеть, и наклониться над бездной, повиснуть и — выпустить опору! Сзади, внушая странные и опасные желания, казалось, давило невидимым ветром, который холодил спины.
В воде что-то мелькнуло. Нужно было вглядеться, чтобы понять. Кит, затянутый в ловушку, сражался с бездной за свою жизнь.
