за все еще вздрагивающие плечи и повел вслед за тихо гомонящей толпой к Водопадам.
Но поляна пустовала недолго. И двух минут не прошло после того, как ее покинули Элен с Биримом, кусты заколыхались, и на открытое пространство выбрался диковато озирающийся Хью Фрогмор. Когда он добрался до середины поляны, его окликнул хриплый голос, исходивший, как казалось, прямо с небес.
— Хью, сукин сын! — явственно произнес этот голос. — Кончай вертеть башкой и помоги мне наконец!
Хью испуганно икнул и уставился в звездный небосклон.
— Вы?! — пробормотал он. — Это вы — Мастер? Где вы?
— Да здесь… Здесь я, бестолочь чертова! На сосне!
Действительно, мастер Стук располагался в непосредственной близости от верхушки могучего дерева, украшавшего край поляны. Различить его в ветвях и на такой высоте было делом нелегким.
— Господи, как вы попали туда? — развел руками Фрогмор. — Спускайтесь — только осторожнее…
— Чертова зверюга! — пояснил содержатель Подземных Театров. — Она меня насмерть перепугала. Сам не знаю, как я взлетел на этот чертов насест… Теперь главное — с него выбраться… Тут еще проклятая смола… Борода, понимаешь, борода намертво приклеилась к стволу…
— Главное — будьте осторожны… — снова посоветовал ему Хью.
— Осторожны?!!! — заорал Стук. — Да я не могу, понимаешь ты, дубина, просто не могу отсюда спуститься без того, чтобы, не свернуть себе шею! Пригони сюда Троя и его ребят… Свяжись с кем-нибудь в городе… С пожарниками, что ли… Только не стой этак вот столбом!
— О, я немедленно приму меры… — Голос фармацевта стал просто медовым. — Я немедленно приму меры… Но сначала, Мастер… Сначала давайте обсудим финансовую сторону вопроса…
Тучи все-таки взяли свое и скрыли злое око Больной Луны, погрузив Каньон в полнейший мрак. Двигавшаяся к Водопадам процессия высвечивала себе дорогу уймой переносных светильников самой разной мощности. У крайнего «двухэтажного» водопада все остановились и направили лучи фонарей вверх, туда, куда указал Скрипач.
И лучи высветили вверху на уступе скалы маленькую фигурку. Орри устало сидел на краю уступа, свесив в пропасть ноги. На коленях его так же устало покоился Брендик. Дром и Мантра без долгих размышлений принялись карабкаться вверх и скоро уже стояли рядом с мальком. Орри поднял голову и посмотрел на них с какой-то странной грустью.
— Мы поможем тебе спуститься… — сказал Мантра, протягивая ему руку.
— Ты… — спросил Дром. — Ты ведь уже сделал это?
— Да, — тихо ответил Орри. — Теперь вы… Теперь вы — такие же, как все. Как мы…
— Мы уже знаем это, — сказал Мантра. — Мы больше не Куклы Судьбы.
Дожидаться рассвета все пришедшие к Водопадам решили тут же — на берегу озера. Набрав в зарослях сухих веток, развели костры. Около одного из них сон сморил Брендика. Орри устроился с ним рядом. Никто не решался трогать их. Рядом с мальком остались только Клавдий, Алекс, Ким и Каманера с Биримом. Скрипач присел в сторонке, став почти невидимым в темноте. Клавдий деловито заварил чай из прихваченного с собой запаса. На каждого нашлась посудина, в которую Мохо щедро разлил дымящийся терпкий напиток. Бирим передал кружку Элен и наконец позволил себе поглядеть ей в глаза. Во взгляде его был немой вопрос.
Каманера присела перед костром на корточки, сжалась, стала совсем маленькой, словно малолетний беспризорник, и попыталась отогреть руки о горячий металл кружки.
— Понимаешь… — наконец сказала она. — Понимаешь, я сама виновата. Во всем, что со мной случилось, виновата я сама. И Лес… Может быть, еще и Лес виноват… Это давно началось… Странно… Я сейчас себе кажусь такой старой… Как будто это вовсе и не я была той маленькой девочкой, которая в Лесу разговаривала со звеннами. И с заколдованными зверями. Нет, я не чокнутая — я знаю, что я их выдумывала, этих зверей. А еще — друзей, с которыми я играла у Сонного озера, ходила к Странному ключу… Наверное, я их тоже выдумала. Потому что потом — когда мы все выросли, они… Они ничего не помнят. Они забыли все…
Она снова сжала кружку, словно отогреваясь от какого-то глубинного, сковывающего ее холода, и с горечью добавила:
— И звери со мной больше не разговаривают…
— Ты где-то рядом жила? — спросил Орри. — Когда была маленькая?
Ему почему-то тоже стало очень холодно — где-то внутри, и он тоже точно таким же, как Каманера, машинальным зябким движением сжал чашку с горячим чаем.
— Мы здесь и жили с мамой — у Леса… — ответила Элен, неподвижным взглядом уставившись в пламя костра. — Должно быть, он еще цел — наш дом… Небольшой такой… Сейчас заброшен, наверное… Я побоялась туда сходить. Мама была тут чем-то… чем-то вроде лесничихи. Или наблюдателя… Ей немного муниципалитет приплачивал и немного — университет. Чтобы она наблюдения вела, ну и вроде как присматривала — за звеннами, за тахо… Ну и свое хозяйство у нас было. Ферма — не ферма, а так… Мы не одни тогда так жили — там несколько семей таких было. Они… Все наши там еще во времена Изоляции поселились. Между Лесом и Болотами. Мы — дети этих семей — тогда дружили очень. И из города к маме ее друзья приезжали часто — тоже с детьми — на уикэнд, в отпуск… Так что я не одна тут росла…
А еще там часто цыгане проходили. Тогда в Колонии много цыган жило — они в Эпоху Изоляции из городов ушли, снова в таборы сбились, как в старину на Земле.
— Их и сейчас еще много, — буркнул Мохо.
— Так везде почти вышло, — заметил Алекс. — Во всех Мирах, где есть кони. И простор. Это неискоренимо. А тут еще Изоляция…
— Да, — согласилась Каманера. — Это неискоренимо. Кони и простор. И ночь. И костер. И воровская кровь. Это всё равно вернулось бы. Даже если бы и не было никакой Изоляции… А еще мы дружили со звеннами. И с тахо тоже дружили. По-своему… тахо ведь тоже добрые… И умные. Зря на них наговаривают. И с колдунами из Рощ мы тоже дружили. Я почти все время там, в Рощах, пропадала. У Каррога. Интересно, как он сейчас… Жив еще? Они ведь долго живут — колдуны… Странно… Он иногда мне мерещился — там, в других Мирах… Обознавалась я. Один раз даже окликнула какого-то чудака. Вот, наверное, испугался-то… Это все оттого, что он чем-то вроде отца мне был — Каррог…
— А-а твой отец? Настоящий, в смысле… — спросил Орри.
И тут же прикусил язык, сообразив, что мог ляпнуть что-то не то. Ведь его самого почти никогда не спрашивали о том, кто его мать и где она сейчас. А когда спрашивали, это всегда было… ну, почти больно.
— Отец? — тихо спросила она. — Знаешь, Орри, это очень странно, но… Но я тогда почему-то никогда не задумывалась о своем отце. И никто о нем со мной не говорил. И мне это казалось естественным — то, что у других папы есть, а у меня нет. Не видела в том трагедии. И у меня тогда мысли все не о том были. Дети, вообще, так все воспринимают. И не о том думают, о чем думают взрослые… А у меня… У меня эта разница была еще больше. В миллиард раз, наверное. Я к ним была ближе — к лесным тварям. К ночным тварям Леса… И еще… Я раньше путала явь и сон. Иногда совсем не различала. Да что врать — это у меня и сейчас порой…
Она провела рукой по глазам.
— …И когда потом мама мне объяснила разницу… то… То это было большим для меня облегчением. Я долго потом думала… Ну, знаете, что значит для маленького ребенка «долго»? Так вот, я по моим детским понятиям долго думала, что это сны… Что-то страшное, что делает со мной Больная Луна… И то странное, что дарит мне Луна Чистая… Что все это — сны… До тех пор, пока с мамой не начались постоянные истерики. Пока не поняла, что она меня боится… Когда я это поняла, страх пришел и ко мне. Какое-то время я не могла понять, как мои сны передаются ей…
Мне в этих снах виделось, что я крадусь по глухим закоулкам Леса, и он, этот Лес, вдруг стал неузнаваем: сделался громаден и бескраен. Превратился в целую Вселенную, полную невероятным количеством звуков, шорохов, теней, призрачных образов, запахов… Да-да, именно запахи и были главным
